- Я родился в 1936 году в г. Чита. Отца своего я не видел, знаю лишь, что он жил в Улан-Удэ, но чем он там занимался, мне неизвестно. Воспитывал меня отчим, который работал на золотых приисках, во время войны со своей бригадой добывая золото для страны. Маму я тоже практически не помню. Знаю, что она нигде не работала, была домохозяйкой. Родила она меня довольно рано, в шестнадцать лет. Во время войны у нас бродили по окрестностям уголовники и дезертиры, грабили население. То корову уведут, то в дом заберутся. Мы жили на отшибе, мама дома была одна, поскольку отчим постоянно находился на прииске в восьми километрах. Он лишь иногда приезжал в поселок, чтобы сдать добытое золото в заготконтору, где сидел специальный человек, принимавший от старателей все золото, что они намыли. Вышло так, что моя мама заболела, ее увезли в больницу и больше я ее не видел.
- Кроме Вас дети в семье были?
- Была сестра, но она была дочерью отчима и мне являлась сводной.
- Как семья пережила войну? Голодать приходилось?
- Нет, мы не голодали. Золотые прииски снабжались по первому классу, в обычных магазинах не было того, что можно было купить в магазине продовольственного снабжения золотоскупки. В то время магазин Продснаба был сродни появившимся гораздо позже чековым магазинам типа “Березка” - оплата за товары в них осуществлялась не обычными советскими деньгами, а бонами и купонами, которые вырезались из бумаги. За каждый грамм золота старатели получали эти своеобразные деньги - купоны были рублевыми, а один бон был аналогом десяти рублей. На эти купоны и боны в Продснабе можно было купить все, вплоть до кожаного пальто и гармошки с гитарой. Так что мы не только не голодали, но я еще и соседских пацанов подкармливал, стащив дома для них кусок хлеба.
- В школу где ходили?
- Там же пошел в школу. Но до 1947 года у меня не было иждивенческой карточки, поскольку я был неродным сыном для отчима, ему не давали на меня карточку. И пока он старался этот вопрос как-то уладить, отчим был вынужден сдать меня в детский дом. Поэтому я с 1947 по начало 1949 года провел в детском доме. Потом, когда отчиму все-таки удалось оформить мне иждивенческую карточку, он забрал меня из детдома. Но с одиннадцати лет я жил и учился в детском доме: директор, воспитатели - все как положено.
- Какова была жизнь детдомовская?
- Шустрая. Я не чувствовал никаких трудностей. Детдомовские пацаны у меня друзьями были, хоть и старше меня. Поскольку я был самым маленьким, то, когда ходили воровать, они меня совали в форточку или подсаживали на подловку, где у людей сушился табак. В те годы махорки не было, поэтому многие выращивали самосад, затем развешивали его под крышей, чтобы дождем не намочило, сушили его, перетирали и курили. Бывало, залезешь на чердак, листья табачные в мешок напихаешь, и быстрее вниз.
- Куда потом девали этот табак?
- Мы табак для себя брали, пацаны его курили. Я не курил, поэтому все, что там набрал, все отдавал своим друзьям.
- Ловили вас за кражу?
- Нет, ни разу. Я юркий был.
- Сколько классов Вы закончили?
- Я закончил семь классов, затем уехал на учебу в училище механизации, где готовили трактористов-машинистов широкого профиля. Оно находилось в селе Танхой Селенгинского района Бурятской АССР. Закончив училище, кроме профессии тракториста-машиниста я получил и профессию шофера. Позже, когда я уже был женат, закончил вечернюю школу и получил полное среднее образование.
- Чем обусловлен выбор этого училища? Почему не в Чите продолжили учебу?
- Так мы от Читы далеко жили, почти на самом севере Бурятии в селе Ципикан Баунтовского района. Снабжение там было либо летом и то только самолетом, либо зимой, когда машины могли пройти по замерзшим болотам. Учиться там было негде, поэтому оттуда все уезжали. Жена моя тоже оттуда родом, она уехала учиться в Улан-Удэнский сельскохозяйственный.
Закончив училище, я возвратился домой, где жил мой отчим с моей сестрой, и устроился работать водителем в Продснабовский гараж. Поработал немного, и меня в 1954 в армию забрали. Служить мне пришлось в зенитно-артиллерийском полку, в Читинской области, на границе с Монголией. Сначала я на машине пушки таскал, затем командир забрал меня к себе, и я сменил грузовую машину на легковую.
- Сколько лет тогда служили в армии?
- Два года я служил. Нас призвали и вышел приказ о сокращении армии на одну тысячу двести человек. Забайкальский военный округ поделили на районы, и я оказался в зоне Северного района. А наши соседи, которые жили практически рядом с нами, были в составе другого района. И получилось так, что нам, призванным из Бурятии, пришлось служить два года, а тем, кто призывался из Читинской области - три года.
После срочной службы я отправился домой, на прииск. Но когда я туда приехал, оказалось, что все мои родные переехали жить в Читу. Отчим был неграмотным, писем мне в армию не писал, поэтому об их переезде я не знал. Мне позвонили и передали, что отец меня ждет в Чите. И первого сентября, вместе со студентами, которые ехали на занятия, на “кукурузнике” отправился в Читу и я. Оказалось, что кто-то из знакомых отца, с кем он работал на приисках, чуть ранее перебрался в город, куда его забрала дочь, и отец отправился вслед за ним. Этот дядя Ваня жил с нами по соседству в поселке, и в Чите мы также остались с ним соседями - они жили через стенку.
В Чите я устроился шофером на автобазу Совнархоза, работал на грузовой машине. Мы ходили в рейсы в самые отдаленные районы области, километров за восемьсот, возили туда грузы. Рейсы были, как правило, только зимой, потому что асфальтовых дорог там не было и приходилось ехать по замерзшим озерам, протокам и болотам. Чтобы валенки не промокали, мы делали на них наледь, слегка макнув их в воду и дав по-быстрому замерзнуть на морозе. Резиновая непромокаемая обувь тогда была в дефиците, поэтому приходилось выкручиваться вот таким образом. А кто имел теплые резиновые сапоги, тот был счастливчиком.
Наша автомобильная “навигация” начиналась с седьмого ноября. Едешь, а лед под машиной трещит. У нас первопроходцем маршрута был дядя Леня Юрасов, он всегда первым шел, пробуя маршрут. Мы на машинах ездили только на дальние расстояния, а до двадцати километров грузы перевозили на лошадях. Бывало, что сани тонули вместе с лошадьми. В Продснабе выездными были две лошади: один жеребец, а вторая кобыла, которую звали Люська. Красивые были лошади, породистые! Но попали в полынью и утонули. В Бусани, где была четырехлетняя школа, везли школьников в Уакит, в десятилетку. И перед самым выездом на берег сани провалились под лед. Глубина там была большой, поэтому людей спасли, повыбрасывав детвору из саней на лед, а вот лошадей не успели. Им же нужно было по-быстрому упряжь разрезать, а топор или нож не всегда под рукой.
- Машины тоже тонули?
- Не помню я, чтобы какая-то машина у нас утонула.
В 1960 году я женился. Жена закончила сельскохозяйственный институт и получила распределение в Улётовский район Читинской области. Мы переехали туда, и я вновь устроился шофером. Впоследствии меня избрали секретарем комсомольской организации, а затем и вовсе забрали работать в райком комсомола инструктором по сельскому хозяйству. Ничего сельскохозяйственного я не заканчивал, зато ездил по селам, учил доярок доить коров. Потом меня избрали председателем районного ДОСААФ и спустя год заместитель военкома предложил: “Давай я тебя призову на переподготовку. Заодно и звание тебе присвоим офицерское”. Я не возражал. Замвоенкома оформил необходимые документы и в 1965 году меня призвали в армию на два месяца. По окончании присвоили звание “младший лейтенант”. Через год военком меня еще раз призвал на переподготовку, а затем в отдел кадров пришел приказ меня призвать в армию и присвоить звание “старший лейтенант”. Все было оформлено одним приказом - и призыв, и звание. До этого момента я не носил формы, соответственно, и никаких звезд. Офицером я числился лишь где-то в бумагах отдела кадров. А вот когда пришел приказ, тут уже пришлось надеть форму.
- Куда Вас призвали?
- В автомобильные войска, в УИР - Управление инженерных работ. Мы занимались тем, что снабжали всеми необходимыми материалами строительные войска, которые возводили ракетные “точки”. Среди вечных лесов, где никто никогда не ходил, были проложены хорошие асфальтированные дороги и вырыты глубокие шахты, в которые ракетчики поставили на боевое дежурство свои “игрушки”.
- При строительстве этих “точек” использовался только солдатский труд или привлекались и заключенные?
- Солдатский и гражданский. Зэков на такие строительства не привлекали. Из гражданских там были вольнонаемные - инженеры, прорабы.
- На какую должность Вас назначили?
- Заместитель командира роты по технической части. В мои обязанности входило обеспечение строек автомобилями, выписка путевок, постановка задач водителям что и куда перевозить. Ремонтом техники мы не занимались, у нас для этого имелась отдельная ремонтная рота. Подчинялся я командиру батальона, а тот, в свою очередь, командиру полка.
Закончив возводить шахты для ракетных войск, наше Управление инженерных работ перебросили в Иркутск, где нам пришлось снабжать своими автомобилями строительство аэродрома. Работали мы и в Монголии, где готовили военные городки для размещения советских войск.
- На тот момент наши части в Монголии уже находились?
- Стояли, но мало. А после событий на Даманском мы “посадили” туда три танковые дивизии - в Архаре, Булгане и Багануре.
После этого уехали в Ленинградский военный округ, где опять пришлось возводить ракетные “точки”. УИР подчинялось лишь штабу того округа, которому придавалось для тех или иных работ. После Ленинградской области нас отправили в Дагестан оказывать помощь по ликвидации последствий землетрясения, которое произошло там в мае 1970 года. Мои две автомобильные роты стояли сначала в Буйнакске, затем перебросили в Махачкалу. К тому времени я уже был заместителем командира батальона по технической части.
- В каком звании?
- Из Монголии я уезжал майором. Собственно, я так до самого конца службы в этом звании и оставался. Трижды отправляли мне представление на звание, но мне его не давали, потому что не позволяло образование, и я каждый раз просил командование: “Отправьте меня хоть куда-нибудь учиться! Какой из меня командир без образования?” Но в ответ слышал лишь: “Командуй. У нас командовать некому”. Я только в должности замкомандира роты пробыл целых семь лет.
После Дагестана, в 1972 году, нас расформировали - и Управление, и полк. Весь личный состав разбросали по отдельным частям, и я сначала попал в Волгоград, а оттуда перевелся в Прибалтику, в Даугавпилс, откуда и отправился в Афганистан.
В 1982 году меня вызвал к себе командир и начал толковать, мол, так и так, нужно кого-то отправить в Афганистан. Мне на тот момент уже было пятьдесят лет, до пенсии оставалось всего ничего, поэтому я поинтересовался у него: “А что, никого моложе не нашлось, что ли?”
Командир сказал, что кроме меня на отправку в Афганистан было утверждено еще девять кандидатур. Но, как оказалось, у многих из них неожиданно обнаружились болезни: у кого-то язва желудка, а у кого-то гастрит, у третьего воспаление левой пятки. И получалось, что изо всех кандидатов оставался лишь я один. К тому же мы немного не в ладах были с командиром полка, поэтому он был рад меня сбагрить с глаз подальше. Но ничего, я на него не в обиде, все равно продвижения никакого. Я командиру говорю: “Я тоже больной”, а он мне: “Ложись в госпиталь”. Но наши ребята-медики, которые уже побывали в Афганистане, мне сказали: “А чего ты боишься? Просто не лезь там куда не надо очертя голову - и все будет хорошо. Думай, прежде чем что-то делать”. Я подумал немного и, сказав командиру: “Я согласен”, отправился в Афганистан.
- До этого момента Вы имели представление о том, что происходит в Афганистане?
- Конечно, ведь у нас в полку уже ранее отбирали кандидатов на отправку туда. Причем, отбирали самых лучших.
Согласно полученному предписанию я прибыл в Ташкент на сборный пункт, там представился коменданту и стал ожидать своей отправки.
- Что с собой брали из обмундирования?
- Все, что полагалось иметь офицеру: от шинели до фуражки. В Афганистан вместе с нами ехали ребята из частей, расквартированных в Германии, у них почти у каждого с собой были немецкие чемоданы - длинные, не такие как у нас в Союзе. Мы стоим, разговариваем, и к нам подходит один офицер с таким длинным чемоданом. У него поинтересовались: “Что там у тебя в таком чемодане?”, а я за него, шутя, ответил: “Наверное, вещи, запрещенные к провозу - жену туда положил”.
- Таможню проходили?
- А как же. Прошли мы ее без проблем, потому что ничего с собой запрещенного не везли. Каждый из нас вез по две бутылки водки, потому что нужно было как-то отметить свое прибытие.
- Откуда Вы узнали, сколько бутылок разрешалось ввозить?
- Это мне еще в Прибалтике разъяснил кто-то из тех, кто уже побывал в Афганистане, и я сразу закупился нужным количеством алкоголя.
Пройдя таможню, нас посадили в военный самолет. В этом самолете имелась отдельная капсула на десять человек, в которой был нормальный воздух, нормальное давление, но эта капсула была, наверное, для кого-то другого, потому что нас в нее не посадили. Мы сидели в салоне самолета, где было шумно и уши закладывало аж до крика.
Первая посадка у нас была в Мазари-Шарифе. Не помню, по какой причине наш самолет туда залетал, кажется, апельсины привозил. Сразу почувствовалось, что обстановка в Афганистане довольно-таки напряженная: вокруг самолета, пока оттуда выгружался груз, выстроились автоматчики. Конечным пунктом нашего перелета был Баграм, а оттуда мы самостоятельно машинами добирались в Кабул.
- Каковы Ваши первые впечатления от Афганистана?
- Все ново, вокруг стреляют. Я к выстрелам еще не был привычен, поэтому каждый раз, когда стрелял танк, стоявший у нас в боевом охранении, поначалу вздрагивал от каждого его выстрела. А потом ничего, привыкли, и даже внимания на стрельбу не обращали. Когда приехал мой заменщик, мы с ним стояли, разговаривая, а в это время танк начал стрелять. Заменщик голову вжал в плечи от страха, а я у него поинтересовался: “Ты чего?” - “А что, у вас все время так?” - “Не все время, но бывает”. Настолько к стрельбе привыкаешь, что когда приехал домой в отпуск, то выйдя на балкон физически ощущал, как тишина давит на меня. А там каждый день “тррр-тррр-тррр” и пули с крыши сыплются.
- Прибыв в Кабул, Вы кому-то представлялись?
- Нет, так как я еще в Союзе знал, куда конкретно направляюсь, я сразу отправился в часть. На аэродром пришла машина, представитель из части нас встретил и повез в расположение.
- В какую часть Вы попали?
- Опять-таки в УИР. Зампотехом в автомобильный батальон. Номер батальона я уже не помню.
- Сколько вас туда направлялось?
- Я один, остальные отправились по другим частям. В УИР было три автомобильных батальона, в одном из которых я и служил.
- Это Управление инженерных работ подчинялось 40 армии или какой-то дивизии?
- Наше Управление инженерных работ было самостоятельным подразделением, входящим в состав 40 армии. Оно занималось строительством на территории Афганистана электростанций, школ, а мы обеспечивали его автомобильным транспортом. В общем, все было так, как и в Советском Союзе.
- Где находилось Ваше подразделение?
- Наш батальон квартировал прямо перед дворцом Амина. Сам дворец находился на высоте, огороженной по всему периметру, а мы сбоку, у подножия этой высоты. Управление инженерных работ тоже находилось там же, буквально через забор от нашего батальона.
- Как Вас приняли в батальоне?
- Да обычно, как принимают любого офицера. Кто-то из сослуживцев отпускал в мой адрес различные шутки, а кто-то давал дельные советы, как вести себя в Афганистане. А потом меня, как положено, на построении представили всему личному составу батальона. С командиром батальона у меня сложились хорошие отношения - хороший мужик был, правда, позже отстранили его от командования батальоном из-за того, что выпил немного и погорел на этом, попав на глаза начальнику политотдела.
|
- Как принимали дела у своего предшественника?
- Да никак. Он положил на стол списки, положил книги, положил журналы, я расписался в приеме и он сразу уехал в Советский Союз. Все прошло очень быстро. По парку мы не ходили, матчасть не передавали. И точно так же я сдавал дела своему заменщику, который спустя два года приехал менять меня.
- Что за техника была в батальоне?
- КАМАЗы, ЗиЛы-164 и ГАЗ-53. Дизелей у меня в батальоне не было, они были в другом батальоне. А у меня только автомобили с бензиновыми двигателями. Правда, с ЗиЛ-164 нам приходилось помучиться. А вот самыми отличными автомобилями были КАМАЗы - они не так сильно грелись, когда шли через Саланг, хорошо выдерживая все эти подъемы и спуски. В ЗиЛы же только успевай воду подливать.
- Кроме автомобилей спецтехника в батальоне имелась?
- Нет, у меня батальон был автомобильным, ни экскаваторов, ни прочей спецтехники у нас не было. Имелся лишь один старенький кран на базе Зил-164. Мы его использовали в основном для ремонтных работ, если требовалось что-то снять, например, двигатель.
- Был ли в батальоне недостаток топлива?
- Я его не ощущал, если честно. Бензин у нас был постоянно.
- С запчастями как дела обстояли?
- А вот с запчастями, порой, перебои случались. Но это было обыденным делом, хотя в целом в Афганистане снабжали нас ими все-таки получше чем в Союзе, где мне приходилось подшипники у гражданских покупать за поллитра.
- В Афганистане подобным образом выкручиваться не приходилось?
- Нет, там же вокруг все свои, военные. Хотя держать наготове бутылку водки, чтобы достать для батальона какую-нибудь запчасть, приходилось и в Афганистане.
- Так бутылок не напасешься.
- Ну, ее и не каждый раз требовалось использовать, просто нужно было знать, кому именно поставить.
- Для подобных нужд в батальоне не занимались изготовлением алкоголя?
- Нет, мы не делали. Завскладом у нас однажды поставил брагу, но она у него по какой-то причине не удалась, и он забросил это дело. Вообще, водку можно было за чеки без особого труда купить в магазине “Военторга” или местных дуканах. Иногда водку привозили из Союза ребята, возвращавшиеся из отпуска.
- Ваш батальон занимался строительством в различных района Афганистана?
- Нет, мы не строили, мы возили различные материалы для строительства, а также дизельные колесные электростанции. В общем, все что требовалось на стройках.
- По какому маршруту Вы отправились в свою первую командировку?
- Сначала ездил недалеко от Кабула, в Баграм. А первой дальней командировкой была поездка в сторону границы с Советским Союзом через перевал Саланг. Мы прибыли в Хайратон, где находились огромные склады, там получили необходимый нам груз, и обратно через перевал, чтобы отвезти стройматериалы туда, где они требовались. Это был май 1982 года, жарища стояла неимоверная! Первое лето в Афганистане я думал, что не выдержу, сварюсь в этом пекле, но потом немного акклиматизировался и второе лето перенес уже гораздо лучше.
- Колонна, в составе которой Вы пошли в Хайратон, шла самостоятельно или имела сопровождение?
- У нас все колонны в обязательном порядке имели боевое сопровождение. Правда, было оно небольшим: четырехствольная зенитная установка на КАМАЗе и один БТР - вот и все сопровождение на колонну из пятнадцати - двадцати машин.
- Какое-то слабое сопровождение.
- В то время еще не было сильных нападений на колонны. Хотя, порой, из зеленки стреляли, приходилось выпрыгивать из кабины, падать под колеса и смотреть, куда нужно стрелять в ответ.
- Кто водил колонны?
- Да я и водил, потому что в колонне обязательно должен быть старший. Но я был не один, вместе со мной всегда ходил старшина - я ехал в первой машине, а он шел замыкающим. Бронетранспортер и ЗУшка ставились где-нибудь в середине колонны. Поэтому сидел я в кабине во время движения, и шапка у меня от страха на голове приподнималась - выскочит сейчас за поворотом на дорогу какой-нибудь бандит с автоматом, а мне и деваться-то некуда. Причем порой волосы реально настольно дыбом вставали, что корням было больно. Хоть рядом, под рукой, у меня всегда была сумка с гранатами, автомат и бронежилет, висящий на двери, но страшно было все равно.
- На какой машине Вы обычно ехали?
- На КАМАЗе, он ведь повыносливее других машин.
- Помимо бронежилетов, защита кабины автомобиля еще как-нибудь усиливалась?
- Нет, обходились лишь бронежилетами, никаких металлических листов на дно кабины не клали.
- Какое оружие Вы получили по прибытии в Афганистан?
- Пистолет Макарова. Автомат я получал в оружейке, только когда отправлялся в рейс, а так обычно ходил с одним лишь пистолетом. Сходил в рейс - сдал автомат на хранение, идешь в следующий рейс - снова получаешь. При этом АКМ не был постоянно закреплен за мной и каждый раз я получал абсолютно разные автоматы.
- Какой боекомплект брали с собой в дорогу?
- Один магазин был пристегнут к автомату и четыре магазина в подсумке. Ну и две обоймы к пистолету. А также гранаты.
- Каким гранатам отдавалось предпочтение?
- “Эргэдэшкам”, у них осколков поменьше.
- В колоннах, с которыми Вы ходили, были топливозаправщики?
- Нет, мы даже с собой в качестве заправщиков их не брали. На одних баках доезжали до промежуточных пунктов, где и происходила дозаправка машин топливом. Например, один такой заправочный пункт был неподалеку от перевала Саланг. На этих пунктах мы, как правило, не только заправляли технику, но и останавливались на ночлег. Переночевали, перемахнули через перевал, и следующая заправка у нас была уже в Хайратоне. Незадолго до моего прибытия в Афганистан, в тоннеле на Саланге произошла авария - танк врезался в одну из местных “бурбухаек”. Образовался затор и много народу погибло, задохнувшись от выхлопных газов. Но машин нашего батальона в тот момент в тоннеле не было.
- Получив стройматериалы в Хайратоне, вы сразу развозили их по “точкам”?
- Нет, из Хайратона мы возвращались в Кабул, а там уже командование решало, что, куда и кому необходимо везти.
- Куда ходили колонны вашего батальона?
- Пули-Хумри, Газни, Шинданд. Сейчас уже и не вспомню. Верхней точкой, самой дальней, у нас был Герат, но туда я ни разу не ездил. И в Кандагар мы не заезжали, всегда проезжая мимо него.
- Дорога, например, в Шинданд, занимала не один день. Как решался вопрос с ночлегом в пути?
- Существовал запрет на передвижение транспорта ночью, поэтому мы всегда вставали на ночлег где-нибудь рядом с подразделениями Советской армии.
- Когда состоялось Ваше боевое крещение?
- Первый раз я попал под обстрел уже сходив пару-тройку раз в колонне. Мы ехали из Кабула на Саланг, проехали Баграм, и с правой стороны от дороги началась “зеленка”. И вдруг из нее начали по нам стрелять. Частенько обстрелы наших колонн начинались и перед Баграмом, но мне повезло, я там ни разу под обстрел не попал. Даже когда мы вставали на ночевку перед Салангом, из ближайшей “зеленки” частенько постреливали. Но это была больше беспокоящая стрельба, видно было, что стреляют не прицельно, а наугад.
- Как среди водителей решался вопрос, кому в каком порядке идти в колонне?
- У нас команда машинам строиться в колонну давалась по готовности. Либо эти пятнадцать - двадцать машин стояли в шеренге и по команде начинали движение одна за другой, перестраиваясь в колонну. После того, как машины выстроены в шеренгу, перед ними строился личный состав батальона, которому я ставил задачу, а также объявлял расположение в колонне. “Все запомнили, кто за кем?” - “Так точно, все” - “Все, никаких перемешек”. А такого, что “я иду первым, а я вторым, а я третьим” - у нас не практиковалось, солдаты между собой не решали, кто за кем идет. Бывало, конечно, что кто-то в пути замешкается, но колонну из-за него не размыкали и он шел последним. Потом начинаешь его расспрашивать, почему он отстал, а в ответ слышишь: “Остановился гранат сорвать” или “Грушу захотелось, вот и притормозил около дерева”.
- Какое наказание было за нарушение порядка в колонне?
- Нет, не наказывал я никого. Просто отчитаешь виновного и все.
- В других машинах колонны были старшие машин?
- Нет, в остальных, за исключением замыкающей, в которой сидел старшина роты, кроме водителей никого не было. Как правило, колонна формировалась из личного состава какой-то роты и замыкающим в колонну назначался старшина той роты, чьих людей было больше задействовано в колонне.
- Какой груз чаще всего приходилось возить?
- Чаще всего мы возили электрические станции, как отдельно прицепами, так и установленные в кузовах на постаменты.
- Сыпучие грузы возили? Уголь, щебень?
- Нет, у нас в колоннах ни уголь, ни щебенку не возили. Может, кто-то специально эти грузы и возил, но у нас в батальоне самосвалов не было.
- Помимо стройматериалов, возили ли продовольствие или боеприпасы?
- Нет, ни того ни другого я не возил. Нашим грузом было только то, что необходимо исключительно для строительства - оборудование и стройматериалы.
- Вы возили туда, где стройки только начинались?
- Нет, это был восемьдесят второй год, там “с нуля” уже ни одной стройки на тот момент не велось. Мы даже не знали порой, что здесь за строительство идет. Нам сказали: “Разгружайтесь вот здесь”, мы и разгрузились.
- Кто занимался разгрузочно-погрузочными работами?
- Те, кому мы привезли необходимое. Мои водители этим никогда не занимались, где бы не грузились и разгружались - ни в Хайратоне, ни где-то на стройке. На складах для этого были специально выделенные бойцы, а в части те, кто занимался строительством или кого назначат командиры. А иначе бы нам пришлось возить с собой целую армию грузчиков.
- Как осуществлялась связь в колонне? Мог ли старший колонны каким-нибудь образом сообщить об опасности или приказать увеличить скорость движения?
- Не мог никак. Для того, чтобы мне передать по колонне какую-либо информацию, необходимо было останавливаться. Иначе никак - радиостанцию в каждой машине не установишь, да их столько и не было в наличии.
- У Вас, как у старшего колонны, радиостанция наверняка имелась?
- Не было. Мы вышли за пределы батальона и пошли. И никто не знал, где мы и что с нами. Чаще всего перед выездом нам говорили: “Это мирная трасса, происшествий не будет”. Но бывало и так, что вечером сидим, выпиваем, разговариваем между собой. Наутро одному из нас приходит приказ отправиться в рейс, а уже вечером привозят его труп.
- Потерь много было?
- Были потери. Но как их считать - много это или мало? Каждая потеря - это трагедия, ведь это чья-то прервавшаяся жизнь.
- Если кто-то погибал во время движения колонны, как поступали с телом погибшего?
- Даже после обстрела, во время которого появлялись погибшие, колонна не имела права развернуться и отправиться обратно - она шла к месту назначения. Раненых и тела погибших мы собирали и на максимальной скорости неслись до первого подразделения, которое было у нас по пути, чтобы там их оставить. На месте ранеными сразу занимались санитары, оказывая им неотложную помощь, а если была возможность, то вызывался вертолет для эвакуации раненых и погибших.
- Медик с колонной не ходил?
- Иногда был санинструктор, но чаще всего колонна шла без медика. Поэтому первую помощь приходилось оказывать самим.
- Если погибал водитель автомобиля, идущего в колонне, как поступали в этом случае с машиной?
- Для того, чтобы заменить выбывшего из строя водителя, у нас имелся стрелок зенитной установки. В расчете их было несколько, поэтому, при необходимости, одного можно было оттуда взять для замены кого-нибудь из водителей.
- Но для этого стрелок должен уметь управлять автомобилем.
- С этим проблем не было. Среди мотострелков приданого нам расчета ЗУ всегда были те, кто умел водить автомобиль.
- После обстрела колонны поврежденные машины приходилось бросать?
- Я встречал колонны “наливников”, которые после обстрела горели и их всячески старались сбросить с дороги, чтобы не препятствовали проезду других машин. У нас подобных случаев не было, мы свои поврежденные машины брали на сцепку и тащили за собой. Даже если машина выходила из строя по техническим причинам, колонна не останавливалась, чтобы ждать, пока закончат ремонт.
- Саперы в колонне были?
- Нет, мы ездили по этим “мирным трассам” на свой страх и риск.
- Ставились ли перед старшим колонны временные рамки, в которые должна была укладываться колонна при движении к месту назначения?
- Расчетное время прибытия обязательно оговаривалось, но по различным причинам оно не всегда соблюдалось. Бывало, что и опаздывали, а бывало, что долетали раньше установленного времени.
- Наказывали за опоздания?
- Если задерживались с прибытием, то мне приходилось писать объяснительные с указанием причин задержки. А наказывать или нет решало командование, исходя из причин, по которым произошло опоздание. Еще наказание зависело от того, кто этот вопрос рассматривал. Например, найдется особо рьяный, вцепится в старшего колонны, и давай на него вешать все грехи, что были и что не были.
- С Особым отделом приходилось сталкиваться?
- Нет, я с ними в Афганистане ни разу дела не имел и даже не встречался. Видимо не настолько часто нарушал, чтобы попасть в их поле зрения.
- Водители писали на кабинах названия городов, откуда они были призваны?
- Да практически все писали. Эта надпись воодушевляла их, давала надежду встретить земляков. Начальство относилось к этому по-разному, в зависимости от того, на какого придурка нарвешься. Некоторые заставляли немедленно стирать подобные надписи, но большинство все-таки не видели в этих надписях ничего запрещенного.
- Как был обустроен Ваш быт в Афганистане?
- Солдаты батальона квартировали в казармах, а мы, офицеры, жили в модулях. При этом наши модули были не только обычными прямоугольными деревянно-щитовыми, но и имели бочкообразную форму. Видимо, в Афганистан попала партия, которую готовили куда-то на Крайний Север. Поскольку у нас было много специалистов, занимающихся электрикой, то электричество в батальоне было всегда. У нас передвижные электростанции имелись, что же нам, без света сидеть что ли?
|
- Караульную службу батальон нес?
- Обязательно. И в парке у себя, где стояла техника, и у складов, где хранилось вещевое имущество и запчасти. Складов с оружием и боеприпасами у нас не было - все что имелось, хранилось в “оружейке”.
- К караульной службе непосредственно в Управлении Ваших солдат не привлекали?
- А зачем? У них для этого имелись собственные солдаты.
- Какие еще подразделения входили в состав Управления инженерных работ кроме ваших трех автомобильных батальонов?
- В Управлении были строительные батальоны, которые и построили казармы для всех подразделений Управления.
- Как в батальоне решался вопрос снабжения водой?
- Воду мы брали у афганцев. Собственной скважины у нас не было, поэтому мы на водовозках ездили на афганскую водокачку, там набирали воду и привозили ее к себе в батальон. Скважину бить не имело смысла - вокруг горы, поди узнай, на какой глубине будет вода и доберешься ли до нее вообще. Поэтому проще было набирать воду из тех источников, которыми уже пользовались афганцы.
- Была ли вероятность того, что афганцы отравят источник?
- Не знаю, я этим вопросом не задавался. Мне сказали: “Пей воду отсюда”, и мы постоянно пополняли свои запасы именно из этого источника. Сами афганцы здесь же набирали воду, так что травить источник им не имело никакого смысла.
- Как в батальоне был организован досуг?
- Телевизоров у нас не было, поэтому для солдат три дня в неделю крутили кино. Демонстрация кинофильмов устраивалась каждую среду, субботу и воскресенье, и то, если киномеханик через знакомых на базе разживется каким-нибудь новым фильмом. Но чаще всего приходилось в сотый раз смотреть то, что имелось в наличии - “Джульбарса” и “Заставу в горах”.
- Радио слушали?
- У нас была радиоточка, но кроме нее, приемники были практически у всех офицеров. Поэтому, слушая радиостанцию “Маяк”, мы были в курсе того, что происходит в Советском Союзе и в мире. В этот период как раз одного за другим Генеральных секретарей партии хоронили у кремлевской стены и с нами на эту тему замполит проводил беседы, согласно своего плана. Если я в тот день был в батальоне, а не на выезде, то обязательно присутствовал на таких собраниях.
- После возвращения из выезда, устраивался ли досмотр техники?
- Нет, ничего подобного не было.
- Сколько дней давалось на отдых по возвращении?
- Конкретного срока не было. Чаще было так: сегодня возвратился, а через три дня снова куда-нибудь отправишься с колонной. Но в первый день после возвращения нас никто никогда не трогал, обязательно давали возможность немного привести себя в порядок, очистить зубы от пыли и отдохнуть.
- Как техника выдерживала условия повышенной запыленности?
- А черт ее знает! Пыли на афганских дорогах было очень много, порой она была невесомой, словно пух. Ее было так много, что, выпрыгнув из кабины, ты погружался в нее по щиколотки. В тех условиях в основном все надеялись только на КАМАЗы, остальная техника порой не выдерживала, даже дизельная, которая была у соседей. Такие махины как КрАЗы или МАЗы и так грелись и сверх меры жрали топливо, а тут еще эта пыль. Фильтры забивались пылью и песком, поэтому приходилось их менять очень часто.
- Меняли прямо в пути?
- Нет, только по приезду. У нас обслуживание техники начиналось сразу же, как только мы возвратились в батальон и чем быстрее мы приведем технику в порядок, тем лучше для командования. Необходимо, чтобы техника была подготовлена к следующему выходу, приказ на который мог поступить в любое время: “Готовы?” - “Готовы” - “Вперед!”
- У вас каждый рейс начинался с погрузки в Хайратоне?
- Да. К примеру, если нам необходимо было отвезти электростанции в Шинданд, то мы из Кабула сначала ехали в Хайратон, там грузились, затем возвращались в Кабул и уже потом отправлялись к месту назначения. Но если мы для кого-то загрузились строительными материалами, а они им не понадобились, то могли нам маршрут изменить, и мы везли материалы тому, кому они нужны. Точно так же и с электростанциями: привезли, а их не собираются устанавливать, поэтому могла поступить команда везти их в другое место, туда, где они более востребованы.
- Были варианты, получив груз, выехать из Хайратона и пойти в сторону Шинданда по территории Советского Союза, въехав в Афганистан через Кушку?
- Такие маршруты нам не разрешались, мы должны были ходить только по территории Афганистана, без выезда на территорию Советского Союза.
- При движении на дальние расстояния колонне придавалось усиленное сопровождение?
- Нет, мы всегда обходились своими силами. Бронетранспортер и “ЗУшка” - вот все, что было с нами. Самым сильным усилением было, когда нам давали в сопровождение не одну, а целых две зенитных установки. Дополнительных БМП или БТРов нам никогда не давали. Бывало, что колонне иногда придавали “техничку”. Она шла своим ходом и здорово помогала в случаях, если в пути технике требовался ремонт.
- При движении использовали способ экономии горючего, когда одна машина тащит другую, а затем наоборот?
- Нет, в Афганистане мы так не делали, хотя в Монголии подобное часто практиковали. На жесткой сцепке таскать, конечно, приходилось, однако это делалось при определенных вынужденных условиях, но не в целях экономии горючего.
- Во время остановок колонны разрешалось к ней подходить афганцам?
- Нет, афганцев к колонне категорически запрещалось подпускать. Солдаты строго следили, чтобы те и близко не подходили, а если кто-то и подходил, то его сразу же прогоняли подальше. С афганцами пообщаться мы могли только на месте, в Кабуле. Но в город по одному выходить не разрешалось - наберется человек пять или шесть, тогда их выпускали за пределы части. Когда группа была сформирована, мы садились на машины и отправлялись по магазинам, или, как они назывались по-местному, “дуканам”. Там прошлись, посмотрели, купили все, что хотели - и в таком же составе возвращались обратно. А если ты самостоятельно вышел в город - это, считай, самоволка в чистом виде.
- В город выезжали с оружием?
- В обязательном порядке. У офицеров и прапорщиков при себе были пистолеты, а солдаты были вооружены автоматами.
- Чем расплачивались в дуканах?
- Денежное довольствие в Афганистане нам платили чеками Внешпосылторга, которые прямо через кассу в батальоне можно было по курсу обменять на местную валюту афгани. Вот этими афгани и расплачивались за покупки в местных магазинах. Но обменивались не все чеки, часть из них я и многие другие офицеры и прапорщики, отправляли домой. Как это происходило, я не знаю - всем этим занимался наш финансист. Наверное, они переводили чеки в рубли, и дома эти деньги наши родные уже получали в рублях.
- Военнослужащие батальона, находясь в расположении, что-нибудь продавали афганцам?
- Если и продавали, то первоочередной задачей для них было, чтобы об этом я не узнал. А мне о подобных фактах не известно, так что я с уверенностью не могу утверждать, продавали они что-нибудь или нет. Хотя было известно, что афганцы готовы были приобрести и выменять все что угодно - от солярки до старой солдатской шапки.
- Как кормили Вас в Афганистане?
- Нормально кормили. Своей столовой у нас в батальоне не было, поэтому мы все стояли на довольствии в соседней части - батальоне сантехников, который тоже относился к нашему Управлению инженерных работ. Там были и солдатская и офицерская столовые. А когда отправлялись куда-нибудь в рейс, то получали сухие пайки, которыми и питались в пути. Для того чтобы пообедать, колонна делала остановку в определенных местах, мы готовили себе покушать, принимали пищу и снова трогались в путь.
- В каких местах разрешалось делать остановки?
- Я, как старший колонны, не имел права выбирать места для остановок. Останавливаться в чистом поле или, того хуже, в “зеленке” было смертельно опасно. Поэтому места для остановок нам четко указывались при постановке задачи. Как правило, это были места, где неподалеку располагались гарнизоны советских войск.
- Приходилось попадать колонне на минированные участки дорог?
- Я ни разу с колонной на минирование не попадал, у меня ни разу подрывов машин не было. Хотя сам однажды подорвался на БТРе. Я откуда-то возвращался в батальон и меня посадили внутрь этого попутного БТР, чтобы довезли до места назначения. От взрыва мины я получил контузию и минут двадцать ничего не соображал. Потом постепенно отошел, поэтому к медикам обращаться не стал.
- Погибших при этом подрыве не было?
- Все остались живы, только у БТРа колесо оторвало. Дождались, когда пришел другой БТР, подцепил подорванную машину и утащил ее в часть.
- Обстрелы колонн происходили часто?
- Не так чтобы часто, но бывали. Раз в неделю какую-нибудь из наших колонн обязательно обстреливали. Каждый раз кого-то из солдат пули все-таки слегка цепляли. Иногда водители жаловались, что пули их достигали буквально на излете: пробив дверь и потеряв скорость, они лишь больно били в ребра, не причиняя ранений. Обстреливали нас даже в расположении батальона. У нас рядом с модулем, в котором мы жили, стояла электростанция, так душманы очень любили обстреливать ее из минометов. Однажды я был у своих ребят в дальнем конце модуля и, когда начался обстрел, бросился в свою комнату. Только я вбежал, как довольно-таки крупный осколок прямо у меня на глазах, пробив стену модуля, шлепнулся прямо на стол. Хорошо, что в момент начала обстрела никого в комнате не было.
- При сопровождении Вами колонны были случаи гибели солдат?
- У меня в колонне был всего один погибший. Мы так же ехали, вернее, неслись на максимальной скорости после того как попали под обстрел. Скорость мог сбавить только я, ну, а вслед за мной, и вся остальная колонна. Колонну водить еще нужно было уметь. Но идущим позади меня дистанцию держать было нетрудно, ведь я не несся со скоростью сто километров в час.
- Личный состав болел различными болезнями, например, гепатитом?
- Конечно. Я и сам лежал в Кабуле в инфекционном госпитале с желтухой. Еще у меня была ишемическая болезнь, но в Афган я вроде как здоровым человеком уехал. После госпиталя мне дали возможность съездить в Союз для реабилитации и восстановления, но кроме этого отпуска мне полагался и обязательный ежегодный.
- Возвращаясь из отпуска, что везли в Афганистан? Ведь Вы уже к тому времени прекрасно знали, что там требуется.
- Само собой водку, стараясь разливать ее в любую подходящую емкость. Лили в винные бутылки повышенной емкости, слегка подкрашивая, чтобы создать видимость, что это вино и запечатывая бутылки сургучом. Подобным образом изготавливали из водки “компоты”, закатывая их в стеклянные банки и бросая туда яблоко и ягодки. Но таможенники тоже не дураки, поэтому тут на кого попадешь: кто пропустит твои “компоты”, а у кого-то они вызовут подозрение.
- Приметы какие-нибудь были в Афганистане?
- Нет, я не придерживался там никаких примет, и до сих пор я в них не верю.
- Как решался вопрос с обеспечением водой во время движения в колонне?
- Мы брали с собой запас воды в канистрах, а по пути пополняли его в горных реках, где вода не просто холодная, а ледяная. Горную воду мы даже не обеззараживали, пили прямо так. Желание набрать побольше этой воды было настолько сильным, что солдаты выливали в баки из канистр бензин, а вместо него наливали воду. Хоть вода из этих канистр после этого сильно отдавала бензином, но ее все равно пили с удовольствием.
- Среди солдат в то время получили уже распространение наркотики?
- Да, уже началось употребление наркотиков. У нас в части было два сержанта, которые этим делом баловались. Их гоняли-гоняли за употребление наркотиков, а затем куда-то они исчезли. Не знаю, куда их убрали. Видимо они погорели на этом и командование решило от них избавиться.
- Во время выездов брали с собой дрова, чтобы в пути разогревать пищу?
- Нет, мы обходились без дров. Для разогрева пищи мы использовали горелку, работающую при помощи паяльной лампы. Но зачастую сухой паек приходилось есть по-быстрому, холодным, не разогревая, а вместо горячего чая пить воду с привкусом бензина.
- Доводилось ли Вам возить строительные материалы для подразделений афганской армии?
- Нет, мы с сарбозами вообще никаких контактов не имели. Нам хватало работы чтобы своих обеспечивать необходимыми материалами. Хотя солдаты нашего УИР и гражданские специалисты, которых мы снабжали материалами, возводили объекты не только для себя, но и для афганцев: электростанции, школы, жилые дома.
- Долго Вам пришлось ждать замены?
- Нет. Я провел в Афганистане два года, практически день в день: прилетел восьмого апреля, а обратно улетел четырнадцатого. Когда мой заменщик приехал, я ему, не особо вводя в курс дела, так же по-быстрому сдал все дела: “Смотри, читай”, и отправился домой. В Кабуле нас посадили в самолет, летящий в Ташкент. Как только мы поднялись в воздух, появился страх того, что наш самолет обстреляют или собьют: “Столько прослужил в Афганистане, а тут летишь и никак себя защитить не можешь”. А ведь были случаи, когда самолеты сбивались душманами. Незадолго перед этим провожали нашего начфина, который улетал передо мной, так их обстреляли на взлете. Хорошо, что летчики успели пустить тепловые ловушки, которые отвели от самолета ракеты. На подлете к границе летчики объявили нам по громкой связи: “Подлетаем к советско-афганской границе”, а затем, спустя минуту: “Государственную границу Советского Союза пересекли!” И сразу же у всех непроизвольно вырвался вздох облегчения.
По прибытии в Ташкент нас прогнали через таможню. Наш комсомольский секретарь решил провезти мумиё, расплавив его, растопив и спрятав в поясе трусов. Когда прошли афганскую таможню, он расслабился, вытащил спрятанное мумиё и положил его в сумку. Но наши советские таможенники при проверке обнаружили его и отобрали весь запас.
- Вы и афганскую таможню проходили?
- Да, и афганскую, и советскую. Перед вылетом из Кабула нам досмотр устраивали афганские таможенники. Мы ведь с гражданского аэродрома вылетали, а не с военного. И самолет, на котором мы летели, тоже был гражданским, выполняющим регулярные рейсы на Кабул.
- Что еще запрещалось везти из Афганистана?
- Ну, например, магнитофонные кассеты с записями Высоцкого, которые там продавались свободно, в отличие от Советского Союза, где подобных записей было не достать. Но тут мы тоже “химичили”, меняя местами содержимое кассет. Покупали новые, чистые кассеты, аккуратно вскрывали упаковку, доставали из нее кассету и меняли магнитную ленту убирая одну и вставляя вместо нее ту, которую требовалось. Коробочка с кассетой затем аккуратно запаивалась и выглядела, словно нетронутая.
- Таможенники не проверяли эти кассеты?
- Проверяли, конечно, распечатывая одну - две. Но среди десятка, а то и двух, обнаружить подмену было очень трудным занятием. Так обе стороны полагались исключительно на собственное везение. Найдут - значит отберут. Если на ввозимых джинсах присутствовал какой-нибудь элемент типа нарисованного американского флага, то их тоже отбирали. Иногда таможенники находили надуманную причину того, чтобы отобрать какую-нибудь вещь. Не один раз наблюдали, что, когда один из таможенников производил досмотр, второй стоял неподалеку и подмигивая первому, указывал на то, что эту вещь неплохо было бы конфисковать.
- Куда Вы направились после прохождения таможни?
- На поезд. Воинские проездные документы я получил еще в Афганистане, поэтому в Ташкенте не задержался. Там же, в Афганистане, сразу после замены, я получил и назначение к новому месту моей дальнейшей службы, которым для меня стал город Шауляй Литовской ССР. Ну а в 1987 году я завершил свою военную службу и ушел на пенсию.
| Интервью: | С. Ковалев |
| Лит.обработка: | Н. Ковалев, С. Ковалев |