- Я родился 9 июля 1960-го года в селе Закан-Юрт Ачхой-Мартановского района Чечено-Ингушской АССР, там же закончил среднюю школу. Поскольку по возрасту сразу после окончания школы мне предстояло идти служить в ряды Советской Армии, никуда поступать для дальнейшей учебы я не стал.
20 октября 1978-го года меня призвали в армию и отправили сначала на призывной пункт в город Аргун, а оттуда в Новороссийск, где был большой сборно-пересылочный пункт. Туда съезжался народ со всего юга страны: Ростовской и Волгоградской областей, Краснодарского и Ставропольского краев. Это был пересыльный пункт для тех, кому предстояло служить за границей, но мы тогда этого не знали. Продержали нас там целый месяц и это не было курсом молодого бойца, поскольку присягу мы приняли, уже попав в свои части. Зато еще в Новороссийске всех сразу одели в военную форму. После месячного карантина в Новороссийске, меня, в числе многих других, отвезли в Анапу, там посадили в гражданский Ту-154 и повезли к месту службы. В полете бортпроводница нам сообщила, что сейчас мы пролетаем над столицей нашей Родины городом Москва, а спустя некоторое время снова вышла и сказала: “Ребята, мы летим в Чехословакию”.
|
|
Абдулвахабов Р.А. (четвертый слева) на призывном пункте |
Летели мы без посадок и поздно ночью приземлились на каком-то из чехословацких аэродромов, где всех пересадили из гражданского Ту в военно-транспортный Ил. Полет на этом транспортнике - просто кошмар! Несмотря на то, что нижнее белье нам выдали зимнее, одеты все были в хэбэ, бушлатов у нас не было, и лететь было, мягко говоря, некомфортно. В самолете были огромные щели, по салону гулял ветер, а шум был настолько сильным, что стоял в ушах еще несколько дней.
В Чехословакии я попал служить в мотострелковый полк, дислоцированный в городе Ельшава, там принял воинскую присягу и прослужил один год и один месяц до самой отправки в Афганистан. К тому времени я был уже вполне подготовленным бойцом, готовым физически и морально к выполнению приказов Родины. Нам сказали, что в Афганистан будут отправлены военнослужащие только одного призыва, никого из дембелей, которым уже пора было отправляться домой, и молодых солдат, прослуживших всего полгода, отправлять никуда не будут.
- Как Вы узнали о том, что вас собираются отправить в Афганистан?
- В декабре 1979-го года побатальонно строили весь наш призыв и сообщали, что весь призыв 1978-го года будет отправлен в Афганистан. Тем, кто не согласен ехать туда, предложили выйти из строя. Не знаю про другие батальоны, но в нашем никто так и не вышел - ни из нас, тридцати трех чеченцев, служивших в роте, ни из русских. Вообще никто, все остались стоять на своих местах. Хотя из нашего призыва четверо все-таки не попали в Афганистан: один чеченец, один украинец и двое русских. Дело в том, что на тот момент, когда нас отправляли, все они находились дома в отпуске.
После этого всех желающих отправиться в командировку отвезли на полигон, где собирали со всех полков, размещенных в Чехословакии, подобных нам военнослужащих, отслуживших год. Нам сказали, что кроны, которыми мы получали денежное довольствие, в Афганистане нам не понадобятся и что там мы будем получать в советских рублях. Поэтому мы бегали в самоволку в близлежащий словацкий городок, чтобы в местном магазине потратить всю имеющуюся у нас денежную наличность.
- На тот момент что Вы знали об Афганистане?
- Абсолютно ничего. Мы даже сперва не знали, по какому поводу нас туда собираются отправить, но впоследствии нам объяснили, что там устанавливается народная власть и ей нужно помочь, что ее противникам помогают империалисты со всего мира и наши братья-афганцы в таком положении, что сами не справятся.
- Сколько человек из полка отправили в Афганистан?
- У нас в полку было три пехотных батальона, артиллерийский и танковый батальоны. Точно не скажу, но мне кажется, нас со всего полка набралось около пятисот человек. Подозреваю, что кто-то из нашего призыва все-таки остался в полку, наверняка это были офицерские любимчики и до этого занимавшие теплые места. Но большинство решили, что оставаться в полку, когда Родина тебе приказывает отправиться на другой край земли, это сродни предательству товарищей. Тогда вообще было так принято, что если ты не служил в армии, то тебя никто за мужчину считать не будет.
- Долго вы пробыли на полигоне?
- Нет, не долго. Как только туда свезли всех, кто должен был отправиться в Афганистан, нас посадили в самолет и, с пересадкой в Астрахани, привезли в Термез. Это было начало января, и в Чехословакии, когда мы улетали, стоял легкий морозец. Астрахань же встретила нас снежным бураном, а через три часа, когда мы сели на юге Узбекистана в городе Карши, увидели людей, идущих по улице в футболках. На нас были надеты шинели, поэтому мы изнывали от жары. Но офицер разрешил лишь расстегнуть на них все пуговицы, однако сами шинели снимать запретил. В те дни в Узбекистане было очень тепло, даже ночами. Дождь прошел всего лишь один раз за то время, что мы там были, при этом дождем его назвать можно с трудом - упало два капли, вот тебе и весь дождь.
Всех нас посадили в подошедшие автобусы и вывезли на какой-то полустанок, расположенный вдали от населенных пунктов. Там уже стоял приготовленный для нас состав с обычными пассажирскими вагонами, в который мы погрузились и поздней ночью поехали в сторону города Термез. В сам город нас завозить не стали, а опять расположили на полигоне, где до этого размещались “партизаны”, которых мы в этом лагере уже не застали. Их призывали на военные сборы, а вместо этого самыми первыми, в декабре 1979-го, отправили в Афганистан, где нужно было по-быстрому среагировать Советской Армии. Подавляющее большинство этих “партизан” были из Средней Азии, но они пробыли в Афганистане непродолжительное время и через месяц-полтора, когда их заменили регулярными войсками, были возвращены обратно на территорию Советского Союза. После вывода их разместили в этом лагере, они сдали оружие и были распущены по домам. Так как место было уже обжитым, нам не пришлось заново сооружать для себя жилье, мы просто заняли установленные не нами палатки. На этом полигоне мы получили и оружие, тоже оставшееся от “партизан”. Поскольку здесь, в этом лагере проходило формирование нового подразделения, соответственно все это проходило по новому штатному расписанию. И несмотря на то, что в Чехословакии я был пулеметчиком, вооруженным РПК, здесь был зачислен на должность снайпера и получил в качестве оружия винтовку СВД. Я поехал сопровождать ЗиЛ-133, перевозящий в другой полк остатки “партизанского” оружия и взял с собой одну из девяти старых СВД, уже побывавших в Афганистане. В это время в полк привезли одиннадцать совершенно новеньких СВД, которые по-быстрому распределили по подразделениям, а все старые винтовки забрали и куда-то увезли. И получилось, что из всех снайперов только у меня была старая винтовка, у всех остальных они были новенькими, прямо со склада. Но, должен заметить, что моя винтовка била очень метко, что выяснилось, когда на стрельбище стали пристреливать полученное оружие.
- Сколько времени вы пробыли в этом лагере?
- Недели две. Кроме оружия мы получили там новое зимнее полевое обмундирование, более легкое и удобное, сдав на склад те шинели, в которых приехали. 31 января 1980-го года мы сели на автомобили, бронетехнику и через термезский мост огромной колонной пересекли государственную границу Советского Союза.
- Где полк получал бронетехнику?
- Я точно не знаю, говорили, что она нам тоже досталась от “партизан”. Кстати, “партизанами” было много оставлено патронов в патронниках, поэтому в первые два дня произошло несколько несчастных случаев, к счастью, не смертельных. У нас в батальоне двоих ранило, когда, получив оружие кто-то нажимал на спусковой крючок и происходил случайный выстрел. Сидел себе человек, подшивал подворотничок, держа хэбэ на весу, а тут со стороны неожиданная очередь и четыре пули пролетели рядом, к счастью, не задев никого. А в другого попали пули из пистолета Стечкина, тоже в результате случайного выстрела. Но тут уже было ранение в обе ноги, правда, не задев ни одной кости. Офицеры на эти случаи среагировали быстро, приказав нам не трогать оружия и самостоятельно проверили каждый из стволов на наличие в них патронов.
- Как было организовано ваше питание?
- Пока добирались до Термеза, мы питались сухим пайком, который получили перед отправкой в Союз. Видимо, чтобы скрыть переброску войск, ночами наш поезд ехал очень быстро, а к утру замедлял ход и весь день шел очень медленно, поэтому узбеки нам в вагоны бросали лепешки и фрукты. В полевом лагере под Термезом питание было более-менее сносным, нам готовили горячую пищу в полевых кухнях, а вот в Афганистане оно было отвратительным. Первые месяц - полтора мы нормальной пищи не видели вообще.
- В полку, который сформировался в Термезе, были только те, кто прибыл из Чехословакии?
- Да, только те, кто прибыл из Центральной группы войск. Из других частей, расположенных в Венгрии, Польши или ГДР, не было никого. Ну, еще несколько человек прислали из частей, дислоцированных на территории Союза.
- Кстати, что это был за полк?
- Я был зачислен в штат 1-го батальона 122-го мотострелкового полка 201-й мотострелковой дивизии.
- Где на территории Афганистана был конечный пункт движения колонны вашего полка?
- Мы остановились на равнине где-то неподалеку от Кундуза и там же встали лагерем, разбив палатки. Простояли там долгое время, оттуда ходили на операции в Джелалабад и другие места. Затем поступила команда и нас всем полком перебросили в район города Мазари-Шариф, где разместились километрах в шести от города. К тому времени в Афганистан вошли трубопроводные войска, подразделения которых перебросили из Германии. Они стали тянуть ветку трубопровода, чтобы качать топливо с территории Союза в Кабул, а наш батальон встал на участке до Саланга на охрану этого трубопровода и насосных станций, качающих топливо, ну и самих “трубачей”. Пять месяцев я провел рядом с трубопроводом и оттуда, по окончании службы, уехал в Союз.
- Каково было первое впечатление от Афганистана?
- Мы словно попали в иной мир, тогда ведь про Афганистан даже передач по телевизору не показывали. Когда мы впервые на дороге увидели ехавшую нам навстречу афганскую машину, всю украшенную и разрисованную, один парень из Курска закричал: “Ребята, смотрите, здесь цирк едет!” Потом, когда таких разрисованных машин стало встречаться все больше и больше, я сказал: “Похоже, здесь весь Афганистан - сплошной цирк”. Со временем мы постепенно привыкли ко всей окружающей обстановке и перестали удивляться всему тому, что видели.
- Перед вводом в Афганистан с вами проводили беседы замполиты или особисты о том, что вас ждет в Афганистане?
- Такие беседы начались еще в Чехословакии, где самым первым с нами беседовал сотрудник Особого отдела. Он вызывал нас по одному и каждому разъяснял текущее политическое положение, а также попутно интересовался, есть ли у нас родственники в тех краях. Особенно этот вопрос касался жителей среднеазиатских республик, которых в Чехословакии у нас было довольно много. Подавляющее большинство из них составляли узбеки, таджиков было очень мало. Должен сказать, что в Афганистане эти ребята, азиаты, показали себя очень хорошими бойцами и товарищами, ни одного случая их предательства или перехода на сторону душманов не было. А когда мне задали вопрос о родственниках, я ответил: “Да какие там родственники, я и о самом Афганистане, можно сказать, до сегодняшнего дня ничего не знал и впервые услышал”.
- Какие-нибудь памятки о том, как вести себя в Афганистане вам раздавали?
- Нет. В Термезе, после укомплектования полка, с нами продолжили беседовать наши новые полковые замполиты и командиры батальонов. Вот они-то в устной форме объясняли нам, что можно в этой стране, а чего нельзя.
- Как вы обустраивались в районе Кундуза?
- Нас выгрузили в чистом поле. Убывая из Термеза, мы с собой не взяли ничего, кроме оружия, техники, продуктов и полевой кухни. На том месте, где мы выгрузились, уже лежали штабелями большие армейские палатки, которые нам пришлось самим разбивать. Я не знаю откуда, но в тот же день привезли даже металлические двухъярусные кровати, которых, правда, на всех не хватило. В то время из Союза везли очень много строительных материалов, поэтому, по запросу командования полка, довольно быстро привезли доски и сделали деревянные нары. За неделю мы полностью возвели для себя полевой лагерь, даже склады для продовольствия соорудили. Для этого выкопали большие капониры, накрыли их сверху бревнами, на которые постелили брезент и засыпали песком.
- Дерево в Афганистане дефицитный материал, а вы его на изготовление крыш использовали.
- Да там в те дни в стройматериалах проблем не было, они из Союза шли постоянно.
- Вы въезжали на территорию Афганистана с оружием. Боекомплект для него получили в Термезе?
- Да, нас полностью вооружили и снарядили еще на территории Советского Союза. Помимо боекомплекта, который у нас имелся при себе в снаряженных магазинах, в каждом БТРе лежали ящики с патронами. Ими забивалось любое свободное не занятое место. Из соображений безопасности весь личный состав полка тоже ехал в внутри БТРов под защитой их брони. Мы и впоследствии по территории Афганистана ездили только внутри БТРа, даже офицеры не позволяли себе выбраться наружу и ехать на броне. Начальство не рискнуло везти в кузовах ЗиЛов ни личный состав, ни весь боезапас, поэтому в машины загружалось лишь имущество продовольственной и вещевой служб.
- Ехать со снайперской винтовкой внутри БТР было, наверное, неудобно?
- Нет, вполне удобно, ведь в каждом из БТР размещалось всего лишь по три - четыре человека. Из-за этого колонна полка была очень большой. Тем более, что полк наш комплектовался по штату военного времени и имел увеличенный состав. Например, в Чехословакии в роте было семьдесят два человека, а в Афганистане наша рота имела в своем составе уже сто человек.
- Самое первое боестолкновение помните?
- Серьезных боевых столкновений в первые дни у нас было мало, поскольку нас отправляли участвовать в различных операциях не в качестве основной боевой силы, а в качестве вспомогательной, для блокирования и прочесывания. Но самое первое помню, конечно. Мы на БТРах сопровождали колонну бензовозов одного из десантных полков и неподалеку от Пули-Хумри попали под обстрел. Было подбито три бензовоза на базе ГАЗ-66. Это нападение на колонну мы успешно отбили, используя, кроме автоматов, гранатомет и снайперскую винтовку. Там неподалеку стоял домик, откуда по колонне и был сделан первый выстрел из гранатомета, но он сразу же был разрушен огнем крупнокалиберных пулеметов наших БТРов. Погибших с нашей стороны не было, тяжелое ранение получил десантник-водитель и сидевший рядом с ним старший машины. Раненых очень быстро эвакуировали, я даже их не успел рассмотреть. Мне потом один из десантников сказал, что их водитель был в очень тяжелом состоянии. Не знаю, правда это или нет, я сам туда не ходил смотреть, но говорили, что в развалинах разрушенного дома обнаружили трупы женщины и старика с большой бородой. Вряд ли только эти двое вели с нами бой, нападавших было гораздо больше, но они воевали уже не первый год и знали, как и куда им можно скрыться.
- Какие ощущения после первого боя?
- Никакого мандража не было, абсолютно. Мы восприняли это как что-то обыденное, даже смеялись потом. Следующий после этого бой случился, когда мы во время операции шли по горам через какие-то кишлаки недалеко от Джелалабада, ближе к пакистанской границе. Первым шел наш командир роты капитан Коробов, за ним еще один солдат, а третьим шел я, снайпер. Я всегда находился рядом с командиром роты, выполняя роль его охраны. С солдатом-молдаванином, который шел впереди меня, я даже не был знаком, он прибыл на формирование 122-го полка из другого подразделения, находящегося в Чехословакии. И тут откуда-то раздается выстрел из снайперской винтовки, молдаванину одной пулей простреливают обе ноги, и он падает. Жара в тот день стояла под пятьдесят градусов, воды у нас с собой оставалось мало и состояние было таким, что всем было наплевать, убьют тебя или не убьют. Когда молдаванин упал, я закричал ротному, который ушел вперед метров на десять, что нас обстреляли и есть раненый. Мы вместе бросились к этому солдату и увидели, как из раны хлещет кровь, а в месте выхода пули мясо вывернуло наружу. По радиостанции тут же был вызван вертолет, чтобы раненого эвакуировать в тыл. Но сделать это было непросто, потому что душманские снайперы держали нашу роту под обстрелом несколько часов, не давая поднять головы. В конце концов раненого вынесли туда, куда смог приземлиться прилетевший за ним вертолет. В горах прицел снайперской винтовки нужно выставлять совершенно иной, нежели на равнине, поэтому сразу пристреляться у меня не получилось. А душманские стрелки, умело маскируясь среди камней, одиночными выстрелами держали в напряжении всю залегшую роту: только кто-то попытается сдвинуться с места, как туда сразу прилетает пуля. При этом самих душманов нам не было видно. Мне удалось определить место, откуда стреляют, и я сказал лежавшему рядом со мной пулеметчику: “Я сейчас, как он только появится, по нему выстрелю, а ты сразу давай очередь туда же огонь из своего ПК”. И в тот момент, когда два стрелка показались на большом камне, чтобы начать стрелять, мы обрушили на них весь свой огонь. Не знаю, от моей пули или от пулеметного огня, но один из душманов упал. Я слышал, как у лежащего рядом ротного заработала рация и кто-то сказал в эфире: “Один уже готов”. Но мы не знали, сколько там душманов - двое или больше, поэтому вызвали на подмогу вертолет, который обработал тот участок горы НУРСами. После этого обстрела стрельба прекратилась и мы, выждав полчаса, рискнули пойти к тому камню, где должен лежать труп убитого нами душмана. Но никакого трупа там обнаружить не удалось, лишь несколько капель запекшейся крови. Получилось, что другой душман забрал своего товарища, непонятно только, раненого или убитого. И никаких других душманов, кроме этих двоих, там, видимо, не было. Получалось, что всего два человека держали несколько часов целую роту, не давая ей продвинуться вперед.
Неподалеку от того места, где мы находились, погибли десантники. Они взяли у местных жителей двух ишаков и повесили на них рацию с прочим снаряжением, чтобы самим идти налегке. День шли, два шли. Сначала основные силы десантного взвода двигались по самому ущелью, а боевое охранение по его склонам. Из-за того, что им на пути никто из душманов не встречается, ребята расслабились и, сбившись в одну кучу, все пошли по дну ущелья. И в это время их сверху накрыли огнем. От стрельбы ишаки испугались и разбежались, сбросив с себя радиостанцию, которая разбилась о камни. Связи не было, и десантники не могли не то что вызвать на помощь вертолеты, но даже сообщить о своем положении командованию. В результате из всего взвода в живых осталось лишь трое. Иногда говорили, что где-то ребята гибли из-за того, что часовой засыпал на посту. Об этих и других подобных случаях нам постоянно рассказывали командиры, делая упор на то, чтобы мы не совершали подобных глупостей и берегли себя, учась на чужих ошибках. Нам постоянно говорили, чтобы мы не находились рядом с дорогой и не садились в проезжающую машину. Рассказывали, что были случаи, когда стоявших у дороги советских солдат просто сбивали машиной или открывали по ним оттуда огонь.
- Для участия в боевых операциях в различных провинциях Афганистана вас на место доставляли вертолетами?
- Нет, мы добирались в указанное место своим ходом, на своей бронетехнике. Бывало, операции длились по неделе, а то и по две - все зависело от того, кем они проводилась. Обычно самыми продолжительными по времени были армейские операции, например, операция в Джелалабаде, который не входил в зону ответственности нашей 201-й дивизии. В таких операциях задействовали практически все силы и средства 40-й армии, находящиеся на территории Афганистана. Участвуя в операциях, наш полк объехал весь Афганистан, побывав практически во всех его уголках, за исключением Кабула. Триста - четыреста километров на своей технике мы могли отмотать, чтобы встать на прикрытии какого-то отдельного участка, назначенного штабом армии.
- Вы по-прежнему продолжали передвигаться под прикрытием брони БТРов?
- Во время длительных переездов офицеры, жалея солдат, позволяли им вылезти наружу. Но после нескольких случаев, когда эти солдаты, сидевшие на броне, гибли от душманских пуль, мы решили: “Нам скоро уже домой отправляться, не будем бессмысленно рисковать своей жизнью. Лучше зажариться внутри БТРа, чем получить пулю”.
- Подрывы бронетехники были?
- Были подрывы, были и обстрелы бронетехники. У нас в полку одному водителю БТРа, после попадания в машину выстрела из гранатомета, оторвало кисти рук.
- В полку из бронетехники на вооружении были только БТРы?
- В полку было и несколько БМП, на которых передвигался личный состав разведроты, но основную массу бронетехники составляли все-таки БТР-80, новые, с КАМАЗовским двигателем. В Чехословакии у нас были на вооружении БТР еще старого образца, с двумя “газоновскими” бензиновыми двигателями.
- В Афганистан вы ходили, имея весь личный состав одного призыва. Вас впоследствии разбавили молодым пополнением?
|
|
Абдулвахабов Р.А. (слева) в Афганистане |
- Первая “молодежь” пришла в полк лишь спустя полгода нашего там пребывания. Но туда не отправляли необученных новобранцев, все они уже отслужили не менее чем по полгода в Союзе, где их целенаправленно готовили к службе в Афганистане. Как они нам потом признавались: “Нам не говорили про Афганистан, но мы, видя, как усиленно нас готовят, сами об этом догадались”.
- А вы, еще находясь в Термезе, проходили дополнительную подготовку?
- Да, у нас были занятия примерно такие же, что показаны в фильме “Девятая рота”, правда без камней в вещмешках. Тогда мы не понимали всего этого, считали эти занятия бесполезными, а вот сейчас, спустя годы, я считаю, что это нас очень хорошо подготовили физически для действий в условиях Афганистана, даже можно было бы еще увеличить нагрузки.
- Среди ваших офицеров были те, кто уже имел реальный боевой опыт?
- Откуда им таким взяться, ведь они прибыли в Термез вместе с нами из Чехословакии. Весь боевой опыт приобретался на месте и нами, и нашими офицерами. О своих офицерах не могу сказать плохих слов, все они были замечательными людьми и толковыми командирами.
- Как решался вопрос с водой?
- С водой всегда была проблема. Ее обычно приходилось брать в местных источниках, а в первые дни еще никто не знал, где они, эти источники. У нас были свои, полковые, водовозки, которые каждый день отправлялись к источнику в сопровождении двух БТРов. Первые дни в Афганистане мы не стояли на одном месте, а постоянно куда-нибудь перемещались. Поэтому была беда и с приемом пищи. Днем мы находились в движении, а ночью запрещалось разжигать костры, поэтому целый месяц пришлось сидеть лишь на одних сухпайках. Впоследствии, когда мы двигались куда-нибудь колонной, с нами обязательно ехала полевая кухня и одна из водовозок. По мере израсходования воды, ее запас пополнялся у первого же встретившегося на пути источника. В пути кухня, конечно, первыми, вторыми и третьими блюдами нас не баловала, а кормила тем, что можно было приготовить на скорую руку, например, кашей.
- Сколько солдата кашей не корми, а ему все равно хочется мяса. Барашков у местных воровали?
- Нет, барашков мы не тягали, но кур иногда, бывало, стреляли. Но не ради забавы, а именно для того, чтобы разнообразить свой рацион и поесть настоящего, а не тушеного, мяса. А вот чем часто лакомились, так это местными арбузами и дынями. Правда, однажды мы поели еще недозревшего инжира и целую неделю животом мучились.
- Как обстояли дела со здоровьем личного состава?
- Когда мы вошли в Афганистан, я очень сильно простудился и целую неделю больным пролежал в БТРе, потому что на тот момент еще не было никаких медицинских учреждений, а в Союз вывозить меня было нельзя. Никаких таблеток мне не давали, просто приказав: “Терпи”. Потом наш санинструктор нашел какие-то жаропонижающие таблетки и принес их мне. В Афганистане очень многие солдаты начали болеть различными инфекционными заболеваниями и их стали вывозить в Союз на лечение. Правда, среди этих больных было много и тех, просто “косил” от службы. Я тоже привез из Афганистана гепатит, но лечился уже в Ростове, сразу после возвращения из армии.
- Медики в батальоне были?
- Они у нас были в каждой роте. Это были санинструкторы, которые жили с нами в одной палатке и всегда ходили с нами на операции. Первые три месяца мы обходились без медобслуживания, а затем в батальоне открылся медпункт, в котором на месте лечили легкие заболевания, а тяжело больных отправляли в Союз.
- Эвакуация раненых всегда осуществлялась вертолетами?
- Не всегда. Чаще всего для этого использовали БТРы, вызывая вертолеты лишь в экстренных случаях, когда ранения были тяжелыми.
- Случаи употребления солдатами наркотиков в то время уже были?
- Я сам этого не видел, но водители из колонн, идущих по маршруту Термез - Кабул, рассказывали, что некоторые из них ездили “под кайфом” и из-за этого было много несчастных случаев, когда машины опрокидывались в пропасть. Мы тогда стояли на охране “трубачей” и колонны, прежде чем подниматься по горному серпантину, рядом с нами делали остановку, чтобы дать остыть двигателям в этой пятидесятиградусной жаре, а водителям размять ноги. Ребята говорили, что всех этих погибших от водки и наркоты списывали на войну, мол, нас обстреляли, водитель погиб и машина упала в пропасть.
- На охрану трубопровода отправили весь батальон или одну вашу роту?
- Весь батальон. Его раскидали на всем протяжении от Мазари-Шарифа и в сторону Саланга, разместив по отделению на каждой из насосных станций, расположенных в двадцати километрах друг от друга. В общей сложности наш батальон охранял участок трубопровода протяженностью около ста километров. На каждой точке до нашего там размещения было всего по три человека: оператор, моторист и учетчик, который записывал, сколько тонн топлива прошло через насосную станцию. Поскольку “трубачи” были вооружены лишь автоматами, для их охраны назначалось наше отделение, человек десять - двенадцать. Мы поставили там же, рядом с трубой, свою палатку и жили - они у себя в палатке, а мы у себя. Рядом с палатками мы поставили и свой БТР.
- Вы взяли под охрану трубопровод сразу после того, как его протянули в Афганистан?
- Нет, его протянули после ввода наших войск в Афганистан, но на тот момент мы стояли еще в Кундузе. Потом было принято решение, что такой объект не должен оставаться без охраны и нас отправили обеспечивать его сохранность. Наше питание на этих точках обеспечивалось батальонной кухней, откуда нам на ГАЗ-66, сопровождаемом БТРами, в термосах привозилась еда. Обычно кормили сухой картошкой из порошка, которая каждый раз была пересолена. Съешь ее, и ста литров воды не хватит, чтобы жажду утолить. А вода для питья на насосной станции, как и еда, была привозной, чистых родников в округе не было, лишь протекала рядом река, в которой вода была мутной и грязной. А вот купались в этой реке мы с удовольствием. Потом душманы где-то вверху по течению взорвали плотину и из водохранилища в реку хлынули потоки рыбы. Ее было столько много, что образовывались заторы. У нас стояли железные бочки для хранения воды, куда ее сливали из приезжавшей водовозки, так мы все их заполнили пойманной рыбой. Решили угостить ребят, которые находились на соседней насосной станции, думая, что у них такого богатства нет. Приехали, а они нас сразу встретили вопросом: “Вам рыбу не надо?” - “Спасибо, мы вам ее тоже привезли”.
- “Трубачи” часто торговали соляркой?
- Этим не только трубопроводчики грешили, но и солдаты из нашего отделения, потому что топливо в Афганистане было очень дорогим. Ночью подъезжал афганский бензовоз в двадцать пять тонн, наши открывали кран и в цистерну заливалась соляра. Такие краны имелись на каждой из станций, наверное для того, чтобы сбрасывать воздух, стравливать давление, а ребята ими активно пользовались в своих целях. У одного солдата-чеченца от продажи топлива накопилось двадцать миллионов афгани наличными. Летом мы вырыли для себя землянки, в которых днем было находиться гораздо комфортнее, чем в палатке, и все эти наличные афгани он хранил в землянке, где пространство под длинными нарами было полностью забито пачками денег. Но однажды пришло распоряжение оставить на охране по два человека из отделения, а остальных бросили в город Саманган, где после покушения на губернатора начались активные боевые действия. И пока мы ночью блокировали Саманган, офицеры украли у этого солдата из землянки все его деньги, не оставив ни одного афгани. Мы потом смеялись над ним: “Был ты миллионером, а стал нищим”.
- Во время боевых операций ставилась задача по захвату пленных?
- Нет, нашими основными задачами были зачистки и блокирования. Правда, однажды, недалеко от Мазари-Шарифа, удалось взять в плен четырех китайцев-наемников. Я не знаю, были это инструкторы или обычные бойцы, но мы не стали их отправлять в тыл, а просто расстреляли на месте.
Как-то днем нас выбросили на вертолетах в горах. Не забуду эти две ночи, которые провели там. Это просто кошмар. Там по дороге должны были пройти наши силы, а мы, окопавшись по вершинам, должны были обеспечить безопасный проход колонн. На горе вырыть окопы не получилось - лопата не берет этот грунт, а кирки у нас не имелось. Поэтому мы, как смогли, соорудили себе укрытия из камней, высотой по колено. Днем стояла жара, а ночью пришел сильный холод. Мы все были одеты в одни лишь хэбэшки, а разжечь костер, чтобы согреться, или просто покурить, было нельзя. Те, кому было уже совсем невмоготу, укутывались чем могли и курили, стараясь, чтобы не видно было огонька сигареты, иначе бы по этой яркой точке душманы обязательно выстрелили.
- Табачное довольствие вам полагалось?
- Да, все курящие получали сигареты по установленной норме. А кто не курил, как я, получали вместо курева сахар. Но это потом, когда снабжение наладилось. А первые два месяца с куревом тоже было туго, как и с едой и с питьем.
- Трофеи на местах боев собирали?
- Во время боя мы ничего не захватывали из трофеев. А для сбора оставленного врагом оружия привлекались люди из других подразделений.
- В батальоне имелись штатные переводчики?
- Ими были таджики или узбеки - такие же солдаты, как и мы, которые вместе с нами прибыли из Чехословакии.
- Как в батальоне относились к политработникам?
- Нормально относились. От них мы получали всю информацию, которая нам была необходима. Они так же, как и мы, ходили на боевые операции, не отсиживались где-то в тылу.
- Какое снаряжение использовалось вами при выходе на боевые?
- Наше, отечественное. Иностранных разгрузочных жилетов ни у кого не было, магазины для автоматов носили в обычных штатных подсумках. Можешь хоть десять магазинов туда запихнуть, тебе ничего не скажут. А вот носить из снаряжения что-то иностранное строго запрещали. Поэтому в то время обходились только штатным снаряжением, даже самодельных разгрузок не пытались делать.
- Каски и бронежилеты носили в обязательном порядке?
- Каски - да, а бронежилетов тогда не было. Но мы при любом удобном случае старались снять каску, потому что в такую жару носить ее было очень некомфортно. Тут во фляжке вода чуть не вскипает, а еще и горячую железку на голову надевать заставляют. Но офицеры нас каждый раз ругали, увидев, что мы сняли каски. Перед входом в Афганистан, кто-то сказал, что душманы по кокардам на шапках определяют офицеров и в первую очередь их отстреливают. Поэтому, как только мы зашли на территорию Афганистана, все офицеры, как один, поснимали со своих шапок кокарды. Но командир полка это заметил, обматерил всех офицеров, обозвав трусами, и заставил их вернуть кокарды на головные уборы.
- Совместные операции с афганской армией проводились?
- Да, мы участвовали в операциях вместе с афганскими солдатами. Нормальные они ребята, чтобы ни говорили. С их стороны предательства не было. Хотя в любой войне бывает так, что порой и своим доверять нельзя. Многие афганские офицеры очень хорошо говорили по-русски, потому что учились у нас в Союзе. Незнание языков ничуть не мешало нам общаться с простыми афганскими солдатами, иногда доходило даже до братания.
- Обменивались подарками?
- Какими подарками? Ни у нас, ни у них ничего не было при себе, кроме оружия.
- Кроме СВД за Вами был закреплен автомат?
- Нет, СВД и было моим штатным оружием, кроме него никакого автомата у меня не было.
- Вы, как снайпер, какой боекомплект брали с собой во время выхода на операции?
- У меня было при себе четыре снаряженных магазина: три лежали в подсумке, а четвертый был пристегнут к СВД. Плюс в БТР всегда лежал дополнительный ящик с патронами. Недостатка в патронах у нас никогда не было.
- Вы использовали специальные патроны для снайперской стрельбы?
- Нет, я использовал обычные патроны, такие же, какими стреляли из ПК, и бронебойные. Трассирующими я не пользовался, поскольку снайперу стрельба трассерами совершенно ни к чему.
- Гранаты с собой брали?
- Мне, снайперу, гранаты были не нужны, они были у стрелков.
- Минометы в полку были?
- Да, у нас в каждой роте была минометная батарея, а в полку даже танковый батальон имелся. Танки иногда использовались в количестве одного - двух штук для поддержки батальона, а на большие операции полк выходил уже в полном составе.
- У движущейся колонны имелось прикрытие с воздуха?
- Обязательно. Без вертолетов мы никуда не шли. Обычно прикрывали нас Ми-24, красавчики, реже это делали Ми-8. В том бою, когда ранило молдаванина, его эвакуировал Ми-24, а удар НУРСами по тому месту, где прятались душманы, осуществлял Ми-8. Кстати, той войсковой операцией командовал Маршал Советского Союза Соколов. Наш командир роты сказал, что он не откуда-то из тыла руководит операцией, а участвует вместе с нами и находится в одном из БТРов.
- Часто происходили подрывы на минах?
- У нас было два подрыва бронетехники. Чаще всего ребята подрывались на противопехотных минах, которые душманы устанавливали в тех местах, где ходили наши солдаты. Однажды мы дали афганцу немного местных денег и заказали ему плов в качестве угощения ко дню рождения. Тот взял деньги, приготовил для нас плов, водрузил себе на голову огромное блюдо с ним и побежал в нашу сторону. Я смотрю, а он бежит как-то странно, петляя из стороны в сторону. Когда он к нам прибежал, я спросил его через переводчика: “Ты чего так бежал?”, а он отвечает: “Чтобы на мину не наступить”. Кстати, лучшего плова чем там, я в жизни не ел.
- Откуда у вас афгани?
- Ребята-трубопроводчики солярку продали. “Трубачи” однажды поделились с нами, дембелями, небольшой суммой денег от проданной солярки и мы купили в дукане себе кое-какие сувениры. Одежду провозить через границу было нельзя, поэтому я купил себе датские часы. Чтобы их не отобрали на таможне, я бросил их в штаны водителю-узбеку, который вез нас в Термез, так как водителей на границе не проверяли.
- Под “дружественный огонь” приходилось попадать?
- Нет, нам повезло - с нами ни разу такого не было.
- Потери у вас в батальоне были большими?
- Погибших у нас не было, лишь ранения различной тяжести. Мне потом ребята-чеченцы, с которыми я вместе служил, рассказали, что через день-два после моего увольнения батальон отправился на операцию и там погиб наш командир батальона майор Мазин, который прибыл вместе с нами из Чехословакии. В тот день погибло много народа, не только наш комбат.
- После возвращения с боевых операций вам давалось время на отдых?
- Нас и так работать в такую жару не заставляли, мы лежали в палатках, отдыхая.
- Как спасались от жары?
- У палатки наполовину поднимали края, чтобы движением воздуха она хоть немного продувалась. Но чаще всего эту жару просто терпели, стараясь спрятаться хоть в какой-нибудь тенек.
- Как организован был культурный досуг?
- Концертов у нас не было ни разу, а вот кино несколько раз нам показывали. Сначала это были передвижные киноустановки, приезжавшие из Союза, а затем, к концу моей службы, батальон обзавелся собственным кинопроектором. Там, где война, организовать все сразу не получится, поэтому со временем мы стали основательно обживаться. В батальоне начали строить из самана казармы для себя и дома для офицеров, а их строительство закончилось уже после того, как мы уехали домой. Саманные кирпичи лепили сами, этим занималась специальная бригада из тех дембелей, кто хотел уехать раньше всех. Кроме зданий, мы оборудовали плац. Построение обычно проводились на песке, а чтобы пройти торжественным маршем, нужно было возвести трибуну и перед ней бетонную полосу длинной метров в сто пятьдесят. Месить бетон я отказался, поэтому мне ясно дали понять, что домой я отправлюсь самым последним.
- С местным населением вы имели контакты?
- И очень часто, ведь нам этого не запрещалось. Местные относились к нам довольно-таки хорошо. Правда, были среди нас и такие, которые уходили в самоволку за выпивкой и там позволяли себе слегка помародерничать. А это совершенно не укрепляло дружбу между нами и местными жителями. Ну идешь ты в кишлак, зачем тебе грабить и без того бедного крестьянина. А еще имели место единичные случаи, когда наши солдаты на БТРе или танке заезжали на их рисовые чеки и катались там, уничтожая посевы.
- Как поступали в полку с мародерами?
- На первый раз они отделывались предупреждением, но если подобный случай повторялся, то таким нарушителем уже занималась военная прокуратура. Когда мы стояли рядом с Кундузом, шестеро ребят из другого полка дивизии, сформированного из тех, кто служил в Венгрии, пошли в город, там напились пьяными и постреляли кого-то из мирных жителей. На выходе из Кундуза афганцы их всех настигли, убили и обезглавили. Офицер нам сказал (не знаю, правда это или нет), что головы двоих из них были, надеты на палки, воткнутые в землю у дороги. Он добавил: “Ребята, не ходите туда”. А нам и так незачем было идти в Кундуз - денег у нас не было, чтобы покупки делать в афганских магазинах.
- Чем вам платили денежное довольствие в Афганистане?
- С самого первого дня нашего пребывания в Афганистане нам платили чеками, причем в двойном размере за участие в боевых действиях. Например, если в Союзе денежное довольствие составляло десять рублей, то в Афганистане оно было эквивалентно двадцати рублям. Денежные выплаты осуществлялись регулярно, без задержек. Правда, сейчас я уже не помню, какую сумму получал на руки.
- Где в Афганистане можно было потратить эти чеки?
- В Афганистане нигде, только в Союзе. Магазинов Военторга в те дни еще не было, и выходило, что выдали тебе на руки бумажки, а где их потратить - думай сам. Поэтому тратили мы свои чеки, отдавая тем, кто уезжал в командировку или ходил на территорию Советского Союза в составе колонн, и делая им определенные заказы.
- Вы передавали свой боевой опыт прибывшим в полк молодым солдатам?
- У нас было всего два-три дня, которые мы провели вместе с ними, поэтому весь опыт передавался нами лишь в устной форме. Некоторые из старослужащих занимались ерундой, сознательно пугая тех, кто прибыл, своими рассказами. Мне даже пришлось одному из наших сделать замечание, чтобы тот прекратил запугивать ребят. У нас был очень дружный коллектив, и мы не делали различия на то, чеченец ты или русский - на войне мы были одной семьей. В Афганистане “дедовщины” и разных неуставных взаимоотношений у нас не было, ведь там мы все были одного призыва. А вот в Чехословакии неуставные взаимоотношения имели место даже среди солдат одного призыва, где очень часто случались драки с армянами, которых в полку было двести тридцать человек. В моем батальоне было всего три армянина и перед самой отправкой в Афганистан двоих из них перевели куда-то в другие подразделения. Спустя некоторое время после ввода в Афганистан, из батальона убрали и оставшегося армянина, как оказалось, у него в Генеральном штабе служил дядя, который и помог ему перевестись служить в Союз.
- Письма домой из Афганистана писали?
- Отправлять письма домой мы начали уже к концу своей службы, до этого ни строчки не писали. А если все-таки и писали, то нам офицеры говорили, чтобы обязательно указывали в письме, что служим где-то в Таджикистане или Туркмении. Спустя год нашей службы там, о нахождении в Афганистане советских войск знали уже везде и скрывать этот факт не имело смысла.
- Как обстояли дела с наградной системой в первый год пребывания наших войск в Афганистане?
- Тогда никого не награждали, ведь мы просто выполняли свой долг. Поэтому за участие в боях нам не то что медаль не давали, но даже и “спасибо” не сказали. Медали “Воину-интернационалисту” и “От благодарного афганского народа” я получил уже дома, в военкомате.
- Как удавалось делать фотографии?
- Фотографии у нас были тоже под запретом. Но мы все равно их делали тайком. Все необходимое для этого нами приобреталось у проходящих колонн, через которые можно было заказать из Союза все, что угодно. Правда стоило это дорого, потому что взять больше было неоткуда. У меня было много фотографий того периода, когда мы охраняли трубопроводчиков, но практически все, вместе с медалями, были украдены уже в Союзе.
- Сколько времени Вы провели в Афганистане?
- Ровно одиннадцать месяцев. Нас уволили самыми последними, 20 ноября 1980-го года. Увольнять в запас стали лишь после того, как в полк стало поступать новое пополнение личного состава. Это происходило небольшими партиями - сколько пришло “молодых”, столько дембелей и отправляли домой. Мы не знали, сколько их придет в очередной раз, поэтому нельзя было предугадать, отправишься ли ты завтра домой, или еще послужишь. Вот мне пришлось переслуживать: я призвался в октябре, а домой уехал в ноябре.
|
|
Дембеля 122-го мсп в г. Грозный |
- К дембелю готовились?
- Разумеется. Свои “парадки”, с которыми приехали из Чехословакии и вошли в Афганистан, мы хоть и берегли как зеницу ока, но некоторые все-таки потеряли то фуражку, то китель. Тем, кому не повезло сохранить парадную форму, увольнялись в “пэша”, стараясь хоть как-то придать ему схожесть с “парадкой”. Правда, получалось, мягко говоря, не очень.
Границу Союза Советских Социалистических Республик мы пересекли беспрепятственно, афганские пограничники нас досматривать не стали. Но когда мы, дембеля со всей дивизии, на двух Уралах переехали государственную границу, вместо пограничников, на длинной вышке нас встречали человек шестеро десантников, которых привезли туда, чтобы они проверяли солдат, выезжающих из Афганистана. Прапорщик дал им команду приступить к досмотру, но те, не послушавшись, ответили: “Мы не станем шмонать дембелей”. Так они и не спустились с вышки, пришлось прапорщику самостоятельно рыться в наших вещах. Когда, после проверки, мы садились в Урал, этот прапорщик все еще шарил внутри двери куском проволоки, опустив ее через боковое стекло.
В Термезе нас всех высадили из машин и показали, где получать положенные нам деньги на дорогу домой.
- Разве вам не выписали воинские требования, которые необходимо было обменять в кассе вокзала на проездные билеты?
- Нет, мы покупали все билеты за наличные деньги, которые получили в Термезе. Оттуда на поезде мы поехали в Ташкент, а там приобрели билеты на самолет, следующий маршрутом Ташкент - Грозный.
Кто-то сказал, что на те чеки, что были у нас, купить что-либо мы сможем только в Москве, в специальных магазинах “Березка”. Но туда никто ехать не собирался, поэтому было решено обменять их на рубли еще в Термезе, абсолютно не зная, каким на самом деле был на тот момент обменный курс. Поскольку из Афганистана я выехал совершенно пустым, все подарки для мамы и сестер, а также “дембельский” чемодан для себя, я купил уже в универмаге Грозного.
- Как Вас встретили дома? О том, что происходило в Афганистане, к тому времени уже наверняка было известно жителям Советского Союза?
- Дома меня встретило большое количество моих односельчан, знакомых и родственников. Собралось человек триста, наверное. Из моего села я первым возвратился из Афганистана, к тому же целым и невредимым, поэтому праздновали мое возвращение три дня.
- Каково было отношение к “афганцам” на “гражданке”?
- В целом, в советский период отношение к “афганцам” было хорошим. Нас часто собирали, чествовали, награждали. Но когда Союз стал разваливаться, прекратилась и активная государственная поддержка ветеранов Афганистана.
- Вам Афганистан снится?
- Первые лет пять снился очень часто, а потом потихоньку эти сны куда-то ушли и сейчас он уже не снится.
| Интервью: | С. Ковалев |
| Лит.обработка: | Н. Ковалев, С. Ковалев |