Фролов Валерий Александрович

- Родился я в Сталинграде, 14 февраля 1950-го года, в Дзержинском районе города, который в то время назывался Сталинградским. Здесь же я учился, закончил школу и в 1968-м году был призван в ряды Вооруженных Сил. Служить попал в воздушно-десантные войска, в 317-й парашютно-десантный полк 103-й воздушно-десантной дивизии. На то время подавляющее большинство призывников имело образование семь - восемь классов и у меня единственного из привезенных в часть новобранцев оказалось среднее образование. Меня сразу назначили во взвод управления, где я попал служить в батарею станковых противотанковых гранатометов СПГ-9 на должность сначала радиотелефониста, а затем старшего радиотелефониста.

Спустя год службы я написал рапорт на поступление в Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное командное училище и, когда пришел вызов, отправился сдавать экзамены. Поступил в училище с первого раза и проучился там с 1969 по 1973 годы. По выпуску из училища я был направлен служить в 44-ю учебную воздушно-десантную дивизию, расположенную на станции Гайжюнай Литовской ССР, где прослужил на должностях от командира взвода до командира батальона следующие тринадцать лет.

В 1986-м году я был направлен в Афганистан для прохождения дальнейшей службы в должности командира 2 батальона 317-го парашютно-десантного полка, того самого, в котором когда-то начинал служить еще простым солдатом. В Афганистане пробыл до 1989-го года, до самого вывода полка на территорию Советского Союза.

- Как Вы из учебного подразделения оказались в Афганистане?

- Проявил желание и написал рапорт о направлении меня в Афганистан. Командование моему рапорту дало ход и перевод на новое место службы не занял много времени. Отправка в Афганистан офицеров из учебных подразделений не была чем-то редким, поскольку через Афганистан за десять лет прошло процентов восемьдесят офицерского состава воздушно-десантных войск. К тому же мой батальон в Гайжюнае готовил механиков-водителей БМП, а также наводчиков-операторов и командиров боевых машин непосредственно для Афганистана. По выпуску приезжали «покупатели» - представители воинских частей, забирали выпускников и везли в Афганистан на замену уволенным.

- На каком из уровней командования рассматривался Ваш рапорт?

- На уровне командира дивизии. Да там и не требовалось особого рассмотрения, достаточно было личного желания. Хочешь в Афганистан? Отправляйся! Когда пришел вызов, я сдал свои дела в Гайжюнае, передал батальон своему заместителю, отгулял отпуск и буквально через месяц оказался в Афганистане. Получив необходимые документы и предписание, в сентябре 1986-го, я из Вильнюса гражданским самолетом вылетел в Москву, а оттуда в Ташкент, где на пересыльном пункте собирали всех, кто направлялся в Афганистан. Когда через день-два формировались группы, их перебрасывали самолетами военно-транспортной авиации в необходимые районы Афганистана. Наша группа прилетела в Кабул, где я представился, как положено, командиру дивизии генерал-майору Павлу Сергеевичу Грачеву, с которым был знаком еще по училищу, где тот был у меня командиром роты. Дивизионный кадровик уточнил, куда я назначен, и я сразу же отправился к месту своей службы.

- Каковы первые впечатления от Афганистана?

- Поскольку я вырос в степной местности, гор я раньше не видел. За границей тоже никогда не был. Поэтому первых впечатлений от новой страны было масса, при этом не было никакого ощущения, что здесь идет война.

- Перед тем как оказаться в Афганистане, Вы владели ситуацией о происходящих там событиях?

- Я владел лишь той информацией, которую передавали советским людям средства массовой информации. Среди нас не было принято говорить о событиях в Афганистане, можно сказать, это даже негласно запрещалось. Иногда, где-то в частных беседах эти вопросы и поднимались, но оставались между нами. Безусловно, замполитами среди курсантов велась огромная работа, в результате которой все они были морально и психологически готовы к тому, что им предстоит отправиться в Афганистан. У нас в полку были офицеры, возвратившиеся из Афганистана по замене, и они старались курсантам передать весь свой боевой опыт. В батальоне у меня с афганским опытом был замполит батальона и несколько командиров взводов. Замполит пришел ко мне, уже имея два ордена Красной Звезды, он воевал под командованием Героя Советского Союза А.П. Солуянова, командира батальона 350-го парашютно-десантного полка, был у него замполитом. Для меня на тот момент человек, имевший два боевых ордена, был сродни Герою.

- Существовал ли определенный регламент формы одежды, которую офицерам необходимо было брать с собой в Афганистан?

- Туда нужно было брать с собой все виды формы одежды, кроме парадной. Полевая форма, шинель - все это в обязательном порядке нужно было везти в Афганистан. Большинство из привезенной мной формы просто пролежало без дела все время моей командировки, потому что по прибытии к месту службы мне выдали ботинки, “песчанку”, горную форму, а также панаму и кепи. Повседневную форму мы использовали лишь в редких случаях, когда проводились какие-то официальные мероприятия. А шинель мне так ни разу и не пришлось надеть.

Приняв батальон, я был направлен для прохождения трехмесячных дивизионных сборов по горной подготовке в целях адаптации к местным условиям. Лишь после окончания этих сборов мне разрешалось принимать участие в боевых выходах. Подобные сборы проходили все, кто прибывал в Афганистан, независимо от должности и звания. Даже у солдат-срочников было что-то похожее, они проходили курс молодого бойца на заставах. Так что ни у кого такого не было, что ты сегодня пришел, а завтра уже пошел на боевые.

- У кого Вам пришлось принимать батальон?

- По сути, мне принимать батальон было не у кого, поскольку на момент моего прибытия комбата там уже полгода не было. У прошлого комбата срок нахождения в Афганистане уже вышел и его отправили в Союз. И все эти полгода не могли найти кандидата на вакантную должность комбата, поэтому батальоном командовали то замкомандира батальона, то начальник штаба батальона.

Было построение батальона, на котором командир полка представил меня офицерам и прапорщикам как нового командира батальона. Кстати, командир полка оказался моим однокашником, с которым мы вместе учились и выпускались из училища. Он полугодом ранее, будучи еще в должности заместителя командира полка, приезжал в Союз, забирал курсантов из моего батальона в Афганистан.

- Какие проблемы после принятия батальона Вам пришлось решать в первую очередь?

- Поскольку полгода батальон был неуправляем, нужно было приводить в порядок дисциплину. В первое время офицеры меня не воспринимали всерьез: “Вот, приехал из Союза, умничает. А мы здесь уже по году и больше находимся”. Я никогда не курил и не употреблял алкоголь, но иногда замечал, что кто-то из офицеров или прапорщиков на построении стоит с запахом перегара. Приходилось в командирские дни проводить для них занятия, на которых они, в полной экипировке, карабкались на самую высокую заставу. К алкоголю на войне я относился с пониманием: возвратились с боевых без потерь - можно позволить немного расслабиться, пришли награды или звания - нужно их обмыть. Традиции нужно соблюдать, но не злоупотребляя. Все знали, что я не пил, поэтому, когда что-нибудь обмывали, на стол для меня ставили баночку “Си-Си”, “Фанты” или “Колы”. Поздравив виновника торжества, я обычно уходил, чтобы не смущать подчиненных своим присутствием.

Численность личного состава батальона в Афганистане заметно отличалась от численности батальона в учебном полку. Там она составляла 520 человек, а в Афганистане в наличии у меня было всего 280 человек. В состав батальона входили три парашютно-десантных роты и пять отдельных взводов - взвод связи, разведвзвод, минометный и гранатометный взводы и взвод обеспечения. Саперного взвода у меня не было, эту работу обеспечивала саперная рота полка, определенное количество специалистов которой, в зависимости от поставленной задачи, нам каждый раз придавали при выходе на боевые. Обычно давали два-три отделения саперов.

Мой батальон был особенным, он находился отдельно от полка и имел негласное название “дворцовый батальон”. Одна его рота, шестая, отвечала за безопасность Президента Афганистана и я ее никуда не задействовал, она всегда находилась в полной боевой готовности. Даже если они на улице занимались спортом, все их вооружение находилось тут же, на спортплощадке. В случае чего они были готовы мгновенно экипироваться и занять свои места в боевых машинах. На вооружении этой роты было два БТРа, предназначенные для эвакуации Президента. Обе машины изнутри были обложенными коврами на тот случай, если Президента и его семью придется по-быстрому забросить внутрь, при этом никого не повредив. Две остальные роты, четвертая и пятая, у меня были боевыми, причем одна рота занималась караульной службой, а другая рота и отдельные взводы постоянно принимали участие в боевых действиях. При этом роты постоянно менялись между собой: та, которая возвращалась с боевых, заступала в караул, а другая собиралась и уходила на боевые. Иногда подразделениям моего батальона для участия в боевых операциях придавали полковую разведроту и я командовал этой, своего рода, объединенной группировкой.

Бойцы 6 парашютно-десантной роты

- Разведроту придавали, несмотря на то, что у вас имелся собственный разведвзвод?

- Мой разведвзвод постоянно находился на засадных действиях, в батальоне он практически не появлялся. Они приезжали в расположение батальона лишь на день-два, чтобы помыться, сменить экипировку, пополнить боекомплект. Разведвзводу иногда придавались минометчики с 82-мм минометами из минометного взвода. Гранатометчики с АГС-17 в засады не ходили, они участвовали непосредственно в боевых действиях в качестве огневой поддержки.

- Исходя из численности в 280 человек, стоит полагать, что батальон не был полностью укомплектован личным составом?

- По штату батальон был укомплектован полностью, однако личный состав был постоянно задействован в каких-либо мероприятиях. Например, по два-три экипажа из четвертой и пятой рот постоянно привлекались для сопровождения колонн, часть личного состава участвовала в различных разведывательных действиях. То есть постоянно в роте одного взвода практически не было и выходило, что в действительности рота состояла лишь из двух взводов. Поэтому иногда случалось, что при заступлении в караул, куда требовалось около тридцати человек, не хватало личного состава, чтобы в полной мере обеспечить караульную службу. По этой причине ее несли бессменно как минимум неделю, а то и две. Если бы начали нести караульную службу как положено, то тогда не имели бы возможности выполнять другие, возложенные на нас, боевые задачи.

- Где несли караульную службу?

- Батальон размещался на территории президентского дворцового комплекса, внешнее ограждение которого имело по углам четыре башни, в каждой из которой находилось по одному нашему посту. Еще один пост находился на центральном входе на территорию дворцового комплекса и один пост охранял вход непосредственно во дворец.

Охрана дворца имела довольно-таки сложную систему и имела четыре кольца охранения. Снаружи дворцовый комплекс охранялся бригадой афганской национальной гвардии, чьи казармы находились рядом с крепостной стеной. Внутри комплекса охраной занимался мой батальон, а также подразделение афганской безопасности ХАД, имевшее позывной “Гвоздика”. Непосредственно вокруг Президента находились ребята из нашего КГБ, на которых была возложена задача по охране руководителя афганского государства, и личная охрана Президента Афганистана, состоящая только из узбеков. Причем наших, советских узбеков. Личная охрана хоть и знала меня в лицо, знала, что я руковожу охраной дворцового комплекса, но если я приближался к Президенту Наджибулле ближе чем на два метра, то один из охранников выходил вперед и упирал мне в живот ствол пистолета-пулемета “Кедр”. Если бы я попытался предпринять какие-нибудь действия, создающие угрозу охраняемому лицу, охранники без предупреждения, не раздумывая, открыли бы огонь.

Начальник штаба батальона майор В.Белов руководит расчетом АГС-17 на центральной башне дворца. 1986 г.

Я не сидел все время в батальоне, часто выезжая на боевые с одной из своих рот. Задачи батальону ставились различные, например, блокирование ущелий или прочих участков местности. В этом случае подразделения батальона ставились на блоки, а в это время разведрота уходила вперед, на зачистку. Закончив зачистку, блоки снимали и шли дальше. Так и продвигались вперед подобным образом. Иногда, кроме сопровождения колонн, привлекался целиком весь батальон для обеспечения безопасности прохождения колонн. В этих случаях силы батальона выставлялись вдоль дороги на ее опасных участках, где постоянно происходили обстрелы со стороны душманов. Непосредственно на дороге, через каждые двести метров, ставилось по боевой машине пехоты. И пока все колонны не пройдут мимо наших постов, мы все стоим у дороги. Прошли колонны - мы сворачивались и уходили.

В конце марта 1987 года возглавляемая мной колонна, идущая из Кабула в Джелалабад, попала в засаду. Мы уже возвращались обратно и только вошли в ущелье, как по колонне душманы со всех сторон открыли огонь. В результате нашего ответного огня нападение было отбито. В составе колонны в тот день находились военные корреспонденты подполковники Ефимов и Земсков, и буквально через неделю в “Красной звезде” вышел их репортаж об этом бое.

- В батальоне из бронетехники были только БМП?

- БМП-2 с 30-мм пушкой и БТРы. Некомплекта бронетехники в батальоне не было. БМД к тому времени в Афганистане уже не использовались. На БТРах у меня была лишь шестая рота, сначала там были БТР-70, а затем их заменили на БТР-80. Когда еще Президентом был Бабрак Кармаль, Наджибулла был министром внутренних дел Афганистана и жил в так называемом “советском районе” Кабула. Там в свое время наши строители настроили панельных “хрущевок”, в которых проживала часть руководства Афганистана. Каждую ночь для охраны подъезда дома, в котором проживал Наджибулла, выделялось два экипажа: либо две БМП, либо БМП и БТР, либо два БТРа. Квартира Наджибуллы находилась на третьем этаже пятиэтажного дома, а на всех остальных этажах, от первого до пятого, располагалась его охрана. Поскольку днем Наджибулла находился во дворце, где и все правительство, утром мы свою охрану снимали и возвращали в батальон, а вечером вновь заступали на дежурство. Вся наша бронетехника находилась на территории дворца, где для нее были выделены специальные площадки.

Экипаж БМП-2 4 паршютно-десантной роты заступил на дежурство у дома Наджибуллы. 1986 год

- Были случаи, когда шестой роте приходилось действовать при нештатных ситуациях?

- Были. Иногда шестой роте выпадала роль “подсадной утки”. Если Наджибулла говорил своим: “Завтра я выезжаю в такую-то провинцию…”, то мне сразу поступала команда: “Готовить колонну сопровождения. Выезд в такое-то время” и я начинал готовить БТРы и БМП к сопровождению. Такую же команду получали и вертолетчики, которые должны были с воздуха прикрывать колонну. Например, в два часа ночи колонна должна начать движение, и она действительно начинала движение согласно указанного времени. Вот только по факту никакого Наджибуллы в этой колонне не было. Из-за продажности афганских чиновников информацию о движении колонны сразу же получали душманы и эту колонну на дороге уже ожидали засады. И пока колонна техники шестой роты движется и отражает нападения, сам Наджибулла в это время уже на вертолете добирался в намеченную провинцию.

- Где размещался личный состав батальона?

- Все они жили внутри дворцового комплекса. Размещался батальона повзводно, в кубриках, где были установлены двухъярусные кровати.

В ноябре 1986-го года состоялся съезд партии, на котором было принято решение освободить от должности руководителя государства Бабрака Кармаля, а на его место поставить Наджибуллу. Сторонники отстраненного Бабрака решили провести мирную демонстрацию и пойти к президентскому дворцу с требованием отменить решение съезда. Оружия у митингующих не было, но толпа собралась довольно внушительная. Естественно, этот демарш перепугал всех, кто занимался охраной президентского дворца, так как в любой момент могло вспыхнуть восстание, обернувшееся государственным переворотом. Бойцы Национальной гвардии, отвечавшие за охрану внешнего периметра, вышли навстречу протестующим и встали цепью у них на пути. Но афганские военнослужащие народ ненадежный, чуть что разбегаются от малейшей опасности. Вот и в этот раз митингующим не составило труда прорвать это оцепление. Подошедшие ко дворцу привезли громкоговорители и устроили митинг с песнями и плясками. Они ждали, что к ним выйдет сам Бабрак Кармаль и скажет им несколько слов. Однако тот отказался и это вызвало у митингующих недовольство. Толпа начала сама себя накручивать, мол, как же так, мы пришли тебя поддержать, а ты к нам даже не вышел, чтобы пообщаться. Были некоторые попытки пробиться к Бабраку, но они все пресекались Национальной гвардией.

Прорвав оцепление, толпа устремилась к дворцу

Мой батальон был поднят по боевой тревоге и находился в готовности отразить нападение. Основной нашей задачей было не пропустить эту толпу во дворец, поскольку и без того доступ на эту территорию всегда был ограничен, пропускались лишь члены правительства Афганистана и какие-нибудь официальные делегации в сопровождении. В ограде дворца было четверо крепостных ворот, старых, массивных, по одной с каждой стороны света. Мы своими силами блокировали каждые из этих ворот, поставив изнутри рядом с ними либо БМП либо БТР. Бронетехника была готова открыть огонь, если митингующие попытаются прорваться на территорию дворца. Личный состав батальона был распределен на крепостной стене, усиливались посты караулов в башнях по периметру. Караульные находились внутри каждой из башен, не показываясь наружу, чтобы не стать мишенью снайпера, а в случае боевой тревоги, согласно боевого расчета, эти наряды усиливались пулеметчиками.

- Как долго длилась эта осада президентского дворца?

- Она длилась всего день, к вечеру толпа сама собой разошлась. Еще некоторое время после этого, дня два - три, пока все окончательно не утихло, мы не убирали боевые машины от ворот и режим усиления на башнях не снимали. Подобные подъемы по тревоге у нас не были редкостью: они проводились при любых случаях волнений в Афганистане, если это касалось вопроса удержания власти, даже если это и происходило в самых отдаленных провинциях страны. Во всех подобных случаях батальон сразу приводился в боевую готовность и на территорию дворцового комплекса никого не пускали.

Личный состав 5 парашютно-десантной роты занял боевые позиции на крепостной стене

- Как на батальоне отразилась смена власти в Афганистане?

- Нас это никаким образом не касалось, ведь мы выполняли поставленную нам задачу. Бабрак уехал, его место занял Наджибулла, а мы как охраняли дворец, так его и охраняем. Кстати, Наджибулла поселился во дворце не сразу, а переехал туда спустя месяца два. Он сначала жил в “советском районе”, затем, когда Бабрака убрали с должности и отправили в Союз, переехал в Министерство иностранных дел, чье здание находилось рядом с дворцом, а уже оттуда перебрался в резиденцию на территории дворцового комплекса.

- Кармаль и Наджибулла проживали на территории дворца вместе с семьями?

- Да, когда они занимали пост главы ДРА, они оба проживали в королевском дворце на территории дворцового комплекса со своими семьями. Незадолго до вывода советских войск из Афганистана, под королевским дворцом для Наджибуллы в режиме секретности стали рыть бункер. Строители, с которыми мне удалось пообщаться, сказали, что в этом бункере руководитель Афганистана сможет автономно, не выходя наружу, находиться в течение двух лет. Но, несмотря на то, что после ухода советских войск Наджибулла продержался у власти три года, он не стал пользоваться этим бункером.

Когда по всей территории Афганистана разворачивалось строительство бункеров, подобных тому, что возводился на территории дворцового комплекса, требовалось большое количество щебня. Его добывали в карьере, куда колонна грузовиков всегда отправлялась в сопровождении бронетехники. Заезжали, загружались и уезжали. Но в один из дней было принято решение, почему-то, отправиться за щебнем без сопровождения БТР или БМП. В результате девять КАМАЗов и девятнадцать человек пропали без вести. Пропавшую колонну долго не могли найти, помогли это сделать осведомители из числа афганцев. Мой батальон был направлен туда, где, по информации ХАД, находились тела советских военнослужащих, пропавших без вести. Как обычно, мы заняли свои места на блоках, и сверху наблюдали за всем происходящим, пока полковые разведчики занимались сбором тел в черные целлофановые пакеты. Как рассказали нам афганцы, с которыми мы сотрудничали, душманы всех пленных вывезли в горный кишлак, где сначала дети, женщины и старики забивали их камнями, а затем и сами боевики стали стрелять и резать, добивая тех, кто уцелел. После этого бандиты сложили тела всех наших солдат, проехали по ним КАМАЗами и сожгли все автомобили.

Аналогично довелось принимать участие батальону и в эвакуации тел экипажа сбитого самолета Ан-12, упавшего высоко в горах в ноябре 1987-го года. К месту падения добраться было нелегко, из-за отвесных скал вертолет там не мог приземлиться, поэтому пришлось к месту падения добираться пешком. Все это время наша артиллерия освещала место падения, развесив над ущельем “люстры”. Выходили мы к нужному месту довольно долго и тяжело, нам мешали погодные условия - шел дождь и снег. Когда добрались к месту назначения, батальон привычно блокировал место, а разведчики отправились собирать останки.

Батальон выдвигается для блокирования места падения самолета Ан-12

- Руководители Афганистана имели среди солдат какие-нибудь прозвища?

- Не знаю, поскольку я не вращался в солдатской среде. Но могу сказать, что довелось наблюдать картину, как Бабрак Кармаль и трое или четверо моих бойцов сидели на ступеньках около дворца, курили и о чем-то разговаривали. Немного странной была эта картина, ведь он - Президент, а они простые солдаты. Охрана у Кармаля не была такой строгой, как у Наджибуллы, состояла из афганских военных, поэтому к нему можно было подойти поближе и пообщаться.

БТР для эвакуации Президента Афганистана в случае экстренной ситуации

- На Ваш взгляд, кто из руководителей Афганистана более толково руководил страной?

- Тут трудно сравнивать, но, на мой взгляд, более толковым руководителем был все-таки Мохаммад Наджибулла. Он был более жестким в управлении государством по сравнению с Кармалем. Если сравнивать с советскими руководителями, то Наджибулла был чем-то схож с Андроповым, который тоже, после прихода к власти, стал закручивать гайки. Бабрак был добрым, его все любили и уважали, а Наджибулла, придя к власти, стал жесткой рукой наводить порядок как в партии, где было два противоборствующих течения “Хальк” и “Парчам”, так и в решении межнационального вопроса. Видимо, за эту жесткость его потом и повесили.

- Техника батальона въезжала на территорию дворцового комплекса не через центральные ворота?

- Вся техника заходила на территорию и выходила с нее только через центральные ворота. Никакого специального пропуска для техники батальона не существовало и досмотр она на воротах не проходила. Дворцовые ворота не были рассчитаны на габариты современной боевой техники, поэтому если БТР сквозь них еще более-менее проскакивал, то БМП, которая была пошире, проходила через них практически впритык. Однажды механик при прохождении ворот по неопытности зацепил проем и застрял в нем, пришлось вызывать кран, чтобы помочь машине оттуда выбраться. Вообще, дворцовая стена была возведена из глины еще в незапамятные времена и ее качество уже постепенно пришло в негодность. С виду она крепкая и монолитная, но стоит ее слегка толкнуть, начинается сыпаться. Один из механиков сдавал назад на БМП, случайно задел стену и обрушил ее кусок. Пришлось все восстанавливать своими силами, правда, для ремонта пролома пришлось использовать кирпич, глиной замазали лишь сверху, чтобы в глаза не бросалось. Правда, как ни старались, кирпичная кладка все равно бросалась в глаза.

Пролом в стене королевского дворца

Мы постоянно проводили тренировки по приведению батальона в боевую готовность на случай обострения обстановки в Кабуле. Каждое подразделение выезжало на свои места, отведенные согласно боевому расчету. Во время одной из таких тренировок на территории дворца водитель БМП наехал на канализационный люк, перевернув его. Подобных люков по всему дворцу было довольно много и на них никто никогда не обращал внимания. В этот раз, когда заглянули в пространство под люком, то увидели там помещение, заваленное мешками, в которых хранились монеты номиналом в пять афгани. Вызванные нами представители Национального банка Афганистана с удивлением смотрели на все это богатство и заявили, что даже не знали о существовании этого помещения. Национальный банк Афганистана, поскольку располагался на территории дворцового комплекса, тоже находился под нашей охраной, но мы в него не имели доступа - у них там стояли посты собственной охраны, состоявшей из курсантов офицерской школы ХАД. В здании банка были оборудованы хранилища как для денег, так и для государственных документов. В общем, пока все эти мешки не были переданы представителям Национального банка Афганистана, над этим люком стояла БМП, чтобы никто не мог спуститься вниз.

БМП-2 стоит на крышке люка

- Как было налажено бытовое обеспечение батальона? Баня была?

- Обязательно! Правда, она была оборудована на территории, где размещался полк, мы туда ходили каждую неделю. На территории дворца у взвода хозяйственного обеспечения была машина дезинфицирования, которую мы назвали “пароваркой”. Поскольку иногда с “боевых” привозили вшей, то в камере этой машины мы периодически пропаривали как обмундирование, так и постельное белье. Питание личного состава батальона, как солдат, так и офицеров с прапорщиками, осуществлялось на территории дворцового комплекса, где взвод хозобеспечения не только развернул кухню, но даже собственную пекарню соорудил. Правда, потом все это у нас забрали в полк, и мы туда строем ходили на прием пищи из дворца. Идти было недалеко, всего метров четыреста.

- Откуда батальон снабжался водой?

- Вода у нас была во дворце, но в сыром виде ее пить было нельзя, только кипяченую. У нас на подставке стояла емкость, под которой постоянно разводился очаг, и вода в ней кипятилась вместе с верблюжьей колючкой. В результате вода приобретала чайный цвет и дезинфицирующие свойства. Каждое утро все бойцы набирали воду из этой емкости и заливали ее себе во фляги. Для этого были сделаны ответвления в виде рукомойников, чтобы сразу несколько человек одновременно могли наполнять фляги. В полку существовал негласный закон, что любой офицер или прапорщик имели право проверить у любого встречного солдата наполняемость фляги. Если там была чистая вода, она тут же выливалась и солдат отправлялся заливать флягу отваром верблюжьей колючки. За этим очень строго следили, поскольку это было вынужденной, но оправданной мерой профилактики таких заболеваний как гепатит, брюшной тиф и прочие. Видимо поэтому в мою бытность командира в батальоне ни одного случая подобных заболеваний не было.

- Вы находились в непосредственной близости к первому лицу государства. Вероятно, это обязывало Вас к полному соблюдению формы одежды?

- Естественно! Генерал армии Варенников каждое утро приезжал во дворец, у него было два автомобиля - “Мерседес” и “Тойота”. Каждый раз, въезжая через центральные ворота, он обращал внимание на стоявших там часовых. По установленному правилу на воротах их стояло двое - с одной стороны афганский военнослужащий, а с другой мой солдат, одетый в афганскую форму.

Слева афганский часовой, справа часовой батальонного караула

- Каждый из советских военнослужащих имел свой комплект афганской униформы?

- Такой порядок обмундирования часовых у центральных ворот был заведен не при мне, а еще задолго до меня, видимо, еще с того момента, когда батальон впервые расположился во дворце и встал вопрос о пропускном режиме. С бригадой афганской национальной гвардии была договоренность и они, согласно ей, обеспечивали униформой бойцов Советской Армии, несущих службу у центрального входа. Комплекты афганской формы имелись у каждого командира роты и поэтому каждый раз, когда его бойцы заступали на этот пост, им приходилось переодеваться с советской формы в афганскую.

- Чем были вооружены афганские солдаты, несшие службу в карауле у центрального входа?

- Каждый раз вооружение афганских часовых было разным: то они были вооружены карабинами, то советскими автоматами. Только у наших солдат были АК-74 калибра 5,45 мм, а у афганцев АКМС калибра 7,62 мм. Должен заметить, что, в отличие от наших солдат, афганцы несли караульную службу у центрального входа довольно рьяно. Если что-то было не так, афганец сразу брал оружие наизготовку и начинал во всю глотку орать: “Дриш!” (“Стой!” - прим. ред.). Пока они несли совместную службу, наши солдаты научили афганцев нескольким выражениям ненормативной лексики и те, толком не соображая, что они говорят, могли кого-то из входящих ненароком послать куда подальше.

Афганцы всегда приветствовали въезжающие машины, совершая при этом какие-то немыслимые телодвижения с притоптыванием. А наш обычно стоял, просто рассматривая машину: “Ну, проехала и проехала”. И каждый раз Варенников, приехав во дворец, вызывал меня к себе: “Почему твои не приветствуют меня? Афганец, вон, как положено станцевал. А твои безалаберно службу несут”. Я начинал разбираться, а мои солдаты мне говорят: “А мы не видим кто там в машине, она вся затонирована. И вообще, есть ли там кто-нибудь. Что же мы, пустой машине воинское приветствие отдавать будем что ли?” Кроме меня Варенников делал взбучку и командиру дивизии Грачеву, а тот тоже начинал меня песочить: “Едет машина - пусть твои военнослужащие от солдат до офицеров отдают воинское приветствие, независимо от того, есть в ней кто или нет”. Со временем мои солдаты научились различать, есть ли кто-нибудь в генеральской машине. Если машина шла одна, без сопровождения, значит в ней не было никого. А если позади “Мерседеса” шла синяя «Тойота» с охраной, то воинское приветствие отдавалось как положено, со всем рвением. От солдат требовалось быть всегда чистыми и подтянутыми, а нас, офицеров, в последний год пребывания там, обязали поверх полевой формы “афганки” песочного цвета носить портупею, которая с этой формой абсолютно не сочеталась. Офицеры и прапорщики как могли старались избегать портупеи, да я и сам, честно признаться, был не в восторге от этого нововведения, делающего нас похожими на французских жандармов. Но Варенников, увидев кого-нибудь, нарушающего форму одежды, сразу начинал мозги делать: “Иди сюда! Почему без портупеи? Так, комбат, если будешь нарушать, то двадцать четыре часа - и ты в Союзе. А сейчас иди, чтобы я тебя тут не видел”. После Варенникова меня вызывал к себе Грачев. Тот лишь начинал меня песочить, как я ему сообщал, что Варенников уже пообещал меня в течение двадцати четырех часов отправить в Союз. Грачев возмущался: “Какой еще Союз!? Кто служить будет?”

- Варенников потом не удивлялся, увидев Вас снова во дворце, почему Вы еще не в Союзе?

- Нет, не удивлялся. Более того, он даже со мной ходил в колонне. Создал он однажды неприятную для меня ситуацию. Варенников с инспекцией должен был посетить кишлак Суруби, не доезжая шестидесяти километров до Джелалабада. В составе колонны были как “гусеницы”, так и “колеса”, поэтому скорость ее движения составляла километров сорок, не больше. Варенников в составе колонны ехал не на броне, а на своем командирском УАЗике. Слишком долго мы шли до Суруби, а там еще серпантин горный - сильно не разгонишься. И когда там все закончили, Варенников оставляет всю свою свиту, садится в свой УАЗ и безо всякой колонны, безо всякого прикрытия, уезжает в Кабул. А я не могу его одного оставлять, потому что отвечаю за безопасность генерала армии головой. И колонну я тоже не могу бросить, поехав вслед за ним. В результате Варенников на два часа раньше приехал в Кабул и давай Грачеву высказывать: “Твои десантники, Павел Сергеевич, ездить совсем не умеют, ползут как черепахи”.

Командир батальона подполковник Фролов и бойцы 6 парашютно-десантной роты

- В каких условиях жили офицеры и прапорщики?

- Все командиры взводов, независимо от того, прапорщик это или офицер, жили в казармах вместе со своими подразделениями. Отдельные жилые комнаты в том же здании были только у командиров рот, у моих заместителей и у меня. Канцелярии каждой из рот находились здесь же, в соседних комнатах.

- Офицеры и прапорщики питались из солдатского котла?

- Нет, у них была своя, офицерская, столовая. Хотя кормили всех практически одним и тем же. Поначалу, в 1986 - 1987 годах перед входом в столовую стояла металлическая банка с аскорбинками в виде драже и каждый боец, прежде чем войти в столовую, должен был оттуда взять и съесть несколько витаминок. Кроме аскорбинок там же лежали листья дикого чеснока, который в обязательном порядке тоже необходимо было съесть, чтобы не было цинги. Эти же требования касались не только солдат, но и офицеров с прапорщиками. Но потом, в 1988 - 1989 годах, подобная профилактика заболеваний постепенно стала сходить на нет.

- С табачным довольствием проблем не было?

- Все курящие солдаты обязательно получали сигареты, а те, кто не курил - получали вместо курева сахар. Офицеры тоже получали табачное довольствие, правда, те сигареты, что им выдавались, были классом выше солдатских. Если солдаты получали “Памир”, “Приму”, “Охотничьи” в мягких пачках, то офицерам давали сигареты в твердых пачках - “Ростов” или “Ява”. Некурящие офицеры вместо сигарет получали сгущенное молоко из расчета десять банок на месяц. Я не курил, поэтому у меня коробок со сгущенкой в комнате скопилось много, и я часто либо использовал ее в качестве поощрения для своих военнослужащих, либо угощал вечно голодных афганских солдат, на которых было жалко смотреть. Афганцы меня знали в лицо и стоило мне появиться у них, как они либо вытягивались в струнку, отдавая воинское приветствие, либо приветствовали криками: “Командор! Командор!”

Царандоевцы производят досмотр задержанных боевиков

- На Ваш взгляд, стоило бы в Афганистане для солдат ввести кроме нормы табачного довольствия и аналог “наркомовских ста грамм”?

- Нет, в этом не было необходимости, поскольку боевые условия Великой Отечественной и афганской войн сильно отличались друг от друга. Но были случаи, когда бойцы покупали или меняли на что-нибудь насвай - легкий наркотик, который клался под язык. Этот насвай был практически у каждого афганца, они их в металлических баночках из-под вазелина хранили. Если бойца ловили за употреблением насвая, то заслуженно наказывали этого любителя побалдеть: “Нельзя так делать! Тебе, возможно, на боевые идти придется, а ты под кайфом”. Употребление наркотика, пусть и легкого, затягивает и рано или поздно организм начнет его требовать все больше и больше. А чтобы его достать, нужно будет что-нибудь продать, а чтобы продать нужно будет что-то украсть. Вот и приходилось пресекать это в самом начале, пока человек не преступил закон, причем жестко.

- С гражданским населением Вы не сталкивались по вопросам службы?

- Нет, с гражданскими я лично дела не имел. Но мои подразделения каждую ночь несли комендантскую службу в Кабуле, в зоне ответственности нашего полка. В эту зону входил Центральный госпиталь, аэродром и гауптвахта. Каждый вечер, часов в восемь, у меня три экипажа выезжали на БМП и несли службу на постах от начала комендантского часа до шести утра, когда они снимались и возвращались во дворец.

Интернациональный ночной патруль перед убытием на посты

- В дневное время эти объекты не охранялись?

- Силами нашего батальона - нет.

- Гауптвахта была полковой?

- Нет, дивизионной. Она находилась около аэродрома. Там же располагалась и комендатура, куда каждый вечер съезжались экипажи со всех полков и, после инструктажа, разъезжались по своим постам нести службу во время комендантского часа. Караул на гауптвахту постоянно назначался из “полтинника” (350-й гвардейский парашютно-десантный полк - прим. ред.).

- Участвовал ли батальон в совместных операциях с сарбозами?

- Такие операции были, поскольку везде и всюду говорилось, что “мы не принимаем участия в боевых действиях, мы просто помогаем афганской армии”. Если операция имела успех, то считалось, что это афганская армия удачно разгромила врага. Но стоило возникнуть какой-то опасной ситуации, как сарбозы тут же все бросали и разбегались. Командование нашей 103-й воздушно-десантной дивизии в лице генерала Грачева во время планирования операций в присутствии представителей афганской армии, при планировании операций, ставило нам всем задачу с указанием на карте: “Ты выходишь со своим батальоном туда-то к такому-то времени и выполняешь такую-то задачу. Готовность такая-то, в указанное время выходим и начинаем работать. Обращаю внимание, что если при движении колонны слева или справа произойдет хоть один выстрел в вашу сторону, огонь всего имеющегося вооружения направлять туда, чтобы там осталась лишь выжженная земля и никому стрелять по колонне было неповадно”. Представители афганской армии сидят и внимательно слушают. Только закончилось совещание, как они сразу бегут докладывать своим кураторам о том, что и где будет происходить, заодно предостерегая от обстрела колонны. А затем, когда представители афганской армии разъезжались по своим полкам, через полчаса Грачев снова собирал нас и, сняв карту и повесив вместо нее другую, начинал ставить нам новую боевую задачу. Видимо поэтому в Афганистане наша 103-я дивизия понесла меньше потерь по сравнению с мотострелковыми дивизиями. А мы проводили удачные операции, в результате которых брали пленных, а также захватывали склады с медикаментами, оружием, боеприпасами и прочим имуществом. Все захваченное привозилось в “полтинник”, где выкладывалось на плацу и предоставлялось приглашенным журналистам.

- Почему все это выставлялось именно на плацу “полтинника”?

- Там находился штаб дивизии, поэтому туда официально и приглашали журналистов. А где еще было собирать? 357-й полк находился на окраине Кабула, в нашем 317-й полку, кроме моего батальона, обычно оставался штаб полка и подразделения обеспечения, остальные все сидели на заставах по горам. Вот и получалось, что кроме 350-го полка журналистов и негде было собирать.

Построение личного состава 317 парашютно-десантного полка

- Как поступали с душманами, взятыми в плен?

- Сдавали полковым особистам, а те уже решали, куда их передавать дальше. Душманы, попав в плен, начинали валяться в ногах, умоляя их отпустить, но больше всего боялись, когда им на голову надевали мешок. Снимешь его - вроде успокоятся, наденешь - опять начинают что-то кричать по-своему.

- Как поступали с трофейным оружием?

- Мы все, что привозили с операций, оставляли в “полтиннике”. А как уж там со всем этим оружием поступали, я не в курсе. Точно так же мы сдавали захваченные медикаменты, продовольствие, снаряжение и обмундирование.

- Был соблазн что-нибудь из захваченного оставить себе?

- Да, подобные попытки имели место, но я их жестко пресекал. Если это станет известно вышестоящему командованию, то можно было понести ответственность. В других подразделениях были случаи, когда брали караван, а все найденные в нем деньги оставили себе. Но со временем эти факты все равно всплыли и после проведенного расследования одного командира посадили, а другого отправили в Союз. Поэтому, когда заходили в какой-нибудь из кишлаков на зачистку, я всегда говорил своим солдатам: “Не смейте ничего трогать у афганцев”. И благо, если тот приемник, который боец захотел взять себе, был не заминирован. В противном случае при попытке его включить мог раздаться взрыв и бойцу оторвало бы пальцы.

- Какие меры наказания применялись к таким желающим помародерничать?

- Обычно их на гауптвахту отправляли.

- Неуставные взаимоотношения среди военнослужащих имели место?

- К своим старослужащим я относился с уважением. Пока мы находились в расположении батальона, старослужащие постоянно гоняли молодых, как говорится, в хвост и в гриву. Но стоило отправиться на боевые, как они тут же начинали проявлять заботу: “Ты не лезь, дай я вперед тебя там все проверю”. И если молодому солдату будет тяжело, старослужащий обязательно возьмет у него часть снаряжения, чтобы облегчить груз. Разумеется, по возвращении в расположение батальона он ему все это припомнит, но там, в боевой обстановке, обязательно выручит и не бросит в беде.

- Имел ли батальон постоянные заставы вне расположения дворцового комплекса?

- У нас было две постоянные заставы, первая из которых находилась на выезде из Кабула перед входом в ущелье Логар. Застава была усилена танками и артиллерией. Начальником заставы был один из моих офицеров, основная часть солдат тоже была моей, а экипажи были приданы из других подразделений. Ротация бойцов и офицеров на этой заставе была регулярной, чтобы человек не только постоянно на боевые ходил, но и имел возможность немного отдохнуть, неся службу на заставе. Вторая же застава поначалу была отдельным постом караула, но затем стало неудобно каждые сутки возить туда смену, и вместо поста сделали постоянную заставу. В ее задачу входило охранять виллу Главного военного советника и узел связи, через которого держали связь с Москвой.

- Какой боекомплект Вы брали с собой во время выходов на боевые операции?

- У меня при себе в “лифчике” было пять магазинов и шестой был пристегнут к автомату. На каждой боевой машине по бортам были закреплены ящики с патронами, а внутри имелись гранаты для АГС. Патронов россыпью в РД у нас не было. Но это лишь в случаях, когда мы шли на сопровождение. Если же приходилось выходить на блоки, то всегда брали с собой тройной боекомплект, который тащили в горы на себе. Офицеры, в том числе и я, отдавали предпочтение пулеметным магазинам от РПК, в которые влезало не тридцать, а сорок пять патронов. Именно они сначала были присоединены к автомату, а в “лифчике” были магазины стандартной емкости на тридцать патронов. Кроме патронов я имел при себе две гранаты, две сигнальные ракеты, дымы и индивидуальный перевязочный пакет. Обычно ИПП укладывали в металлическую рамку приклада и сверху притягивали резиновым жгутом. Перед выходом на боевые, медиком каждому выдавалось по шприц-тюбику промедола. Поскольку этот препарат был строгой отчетности, он выдавался под роспись, а после завершения боевого выхода, сдавался обратно медику.

Командир батальона докладывает по радиостанции о результатах поиска

- Каким гранатам отдавалось предпочтение?

- У меня было по одной РГДшке и по одной “эфке”.

- Сколько брали с собой воды?

- При себе была пластиковая полуторалитровая фляга. Дополнительный запас воды имелся в емкостях, которые перевозились на машинах. Например, на башню БТРа ставились баки с водой емкостью литров пятьдесят и там закреплялись. В зависимости от того, на сколько ты отправлялся на боевые, с собой брался сухой паек. Независимо от того, сколько времени планировалось провести на выходе и какая будет погода, с собой брали теплые куртки и штаны. Потому что когда внизу в долине стоит жара, в горах бывает очень холодно.

- “Лифчики” в батальоне были самодельными или трофейными?

- Они были стандартными армейскими. Но офицеры и прапорщики все-таки старались себе заполучить “духовские” разгрузки, которые заметно отличались от отечественных по качеству. То же самое было и со спальниками. Если была возможность, меняли штатные спальные мешки, весом и размерами с матрас, на трофейные синтепоновые, которые были очень компактными и не занимали много места после того, как их скрутишь. Разрешалось при выходе на боевые сменить кирзовые берцы на кроссовки, в которых ноге было легче и удобнее. Правда, когда взбирались на гору, берцы все равно брали с собой, ведь ночью на холоде в кроссовках сидеть не очень-то и комфортно. Берцы тоже старались, при возможности, сменить на трофейные, например, мягкие чешские. Бывали случаи, правда, очень редко, когда привозили целый самосвал этих кроссовок, вываливали посреди плаца и все начинали подбирать себе подходящий размер. Смотришь: идет солдат, а у него один кроссовок синего цвета, а другой красного. Видимо, что успел, то и надел.

- Откуда привозили обувь?

- Не знаю. Но кроссовок хватало на один раз, после каждого выхода они превращались в хлам.

- Среди имущества парашютно-десантного батальона были парашюты?

- Нет, все они находились в Витебске. Парашютов среди имущества подразделений воздушно-десантных войск на территории Афганистана не было за ненадобностью. Но, несмотря на это, в полку и в дивизии были заместители командира по ВДС (воздушно-десантная служба - прим. ред.). У меня в батальоне ВДСника не было, он находился в Союзе.

- Как работала наградная система в батальоне?

- Нормально работала. После каждого боевого выхода командиры взводов писали представления к награждению, командиры рот их подписывали и все представления по цепочке шли наверх. Хотя были случаи, когда представление написали, отправили в полк, а оно там где-то затерялось. Павел Сергеевич Грачев говорил: “Запомните, командиры: солдат достоин награды уже лишь за то, что он находится на территории Афганистана”. И я полностью с ним согласен. Ходил, предположим, солдат в сопровождение колонн или сидел на блоке. Пусть за это время с ним ничего не случилось, в боевых столкновениях он не участвовал, но ведь он все равно каждый раз подвергал свою жизнь риску. Поэтому приходилось иногда доказывать, что тот или иной боец все равно достоин награждения и к отправке в Союз добиваться его награждения. Если посмотреть на фотографии дембелей-десантников, возвратившихся из Афганистана, то можно заметить, что подавляющее большинство из них имеет награды. А вот с награждением офицеров ситуация была немного иной. Для того, чтобы наградить офицера, в представлении должно быть указано, конкретно за что награждается тот или иной командир. Особенно, если тот представлялся к ордену. Начинаешь писать представление, а тебе говорят: “Какая ему награда, ведь он же на блоке просидел все это время?”. А этот офицер хоть и не участвовал в боях, но зато он в полной мере выполнил поставленную перед ним боевую задачу. Но сверху опять: “Ну, раз у него ничего не было, чего ты на него пишешь представление?”

Командир батальона подполковник Фролов и заместитель командира батальона капитан Лепихин у чайханы

- На награждение офицеров и прапорщиков оказывали влияние партийные органы?

Обязательно. Без подписи замполита ни одно из представлений к награждению наверх не уходило. При этом не имело значения, кто писал представление - ротный, комбат или командир полка. Подпись замполита на представлении обязательно должна быть рядом с подписью командира. Точно так же обстояли дела и с представлениями к награждению рядового и сержантского состава.

- Солдат награждали, в основном, медалями?

- Да, давали обычно “За боевые заслуги” или “За отвагу”, потому что для того, чтобы солдату получить орден, нужно было действительно совершить подвиг. Либо получить награду по ранению.

- Боевые потери в батальоне были?

- Нет, “двухсотых” у меня не было, только “трехсотые”. У нас БМП подорвалась на фугасе. Взрыв был такой силы, что машину подбросило вверх, перевернуло и она упала на башню. Экипаж машины выжил, хоть и получил множественные ранения. Когда машина переворачивалась, пацаны успели нырнуть внутрь, а командир взвода, молодой лейтенант лет двадцати пяти, получил тяжелое ранение, я его представлял к “Красной Звезде”. Ударом крышки люка ему кость правой ноги выбило из тазобедренного сустава и та, через мягкие ткани, вышла наружу. Взводного сразу отправили в госпиталь в Союз. Через год после вывода из Афганистана, он приходил ко мне с костылем, рассказывал, где и как его лечили. Я смотрел на него и мне было его жалко - такой молодой, а уже инвалид.

Был еще один случай, когда на посту погиб часовой Николай Климец, правда, это посчитали небоевой потерей. В башне, которой он нес службу, имелись бойницы и каждый раз, при заступлении в караул, на инструктаже до всех часовых доводили, что ни в коем случае нельзя высовываться в эти бойницы. А высовывались потому, что три башни выходили непосредственно вовнутрь дворцового комплекса, а четвертая башня выходила на улицу. Видимо, ему просто захотелось посмотреть на Кабул, но в это время снайпер взял его на прицел. При этом выстрела никто не слышал, пришли менять часового, а он уже лежит убитый.

- Расследование убийства проводилось?

- Проводилось, но им занимались не мы, а полковые особисты. Погибшего представили к награждению орденом Красной Звезды.

Личный состав 4 парашютно-десантной роты после восхождения на высоту

- Среди офицеров батальона были так называемые “пиджаки” или те, кто попал в батальон из других родов войск?

- Нет, специалистов, окончивших гражданские учебные заведения, среди офицеров батальона не было. А из тех, кто окончил не десантное военное училище были лишь замполиты. Но в большинстве своем они окончили Новосибирское военно-политическое училище, где имелся воздушно-десантный факультет и готовили специалистов для службы именно в десантных подразделениях.

Перед самым выходом батальону довелось освобождать чехословацких рабочих, взятых местной афганской властью в заложники. Считалось, что к тому времени никого из рабочих социалистических стран уже не должно было там остаться. Однако чехи, строившие в небольшом городке линию по производству цемента, по-прежнему еще оставались в Афганистане. Местные афганцы их уговорили задержаться, сославшись на то, что у них недостаточно специалистов, чтобы работать на запущенной линии. И так продолжалось длительное время, месяца четыре. Добровольно чехам уйти не давали, поэтому они оказались фактически в заложниках. К тому моменту все наши советские войска из этого региона уже были выведены и жизнь чехословацких рабочих была под угрозой. Они обратились к нашему командованию за помощью. О планировании операции по освобождению рабочих знали трое человек: командующий армией Громов, командир дивизии Грачев, командир полка и я. Ни на какую поддержку нам рассчитывать не приходилось, просто каждый из десяти БТРов был усилен расчетами АГС, установленных на башнях. Кроме АГСников нам был придан один БТР саперов. В нашей колонне имелась машина связи, но у нас соблюдался режим радиомолчания, в эфир мы выходили лишь в определенное время. Чтобы нам четко выйти в назначенное место, группа использовала проводника из местных. Этого проводника мы взяли уже перейдя через Саланг, на перевалочной базе в Пули-Хумри, ему не было известно о целях и задачах группы, он лишь указывал дорогу. Этот проводник оказался излишне любопытным, постоянно интересуясь, куда мы направимся после достижения конечной точки маршрута. Пришлось ему соврать, что мы поедем на аэродром в Мазари-Шариф. Обычно ночами по территории Афганистана советская техника не передвигалась, но в тот раз мы решили ехать ночью. По моему приказу на всех машинах врубили фары, включили сирену и в таком виде наша колонна, снеся ворота, ворвалась на территорию цементного завода, где удерживались чехословацкие рабочие. Ночь, идет дождь, свет фар, солдаты крутят сирену - от этого зрелища афганцы бросились как тараканы врассыпную, оставив вагончики, в которых жили специалисты, без охраны. Увидев ворвавшихся к ним десантников, одетых в каски и бронежилеты, которые стали их хватать и запихивать внутрь БТРов, чехи тоже сильно испугались. По-быстрому загрузив иностранных специалистов, колонна тут же на полном ходу отправилась обратно в Кабул. Перед въездом в город был один опасный поворот, вылетев из-за которого, мы увидели спустившихся с гор на дорогу душманов. Эта встреча оказалась неожиданной для обеих сторон, поэтому все только и успели удивленно посмотреть друг на друга: “Кто это такие и что они здесь делают?” Даже не пытаясь открыть огня, десять БТРов промчались мимо оторопевших “духов” и на полном ходу ушли в сторону Кабула. Поскольку в то время, перед выводом, активные боевые действия уже прекратились, я еще перед началом нашей операции предупредил своих бойцов, чтобы в подобных ситуациях ни в коем случае не открывали огня. В благодарность за спасение своих рабочих, Посол Чехословакии в Афганистане пригласил меня и моего замполита к себе на торжественный обед. Перед визитом в посольство, наши особисты давали нам рекомендации, что можно делать на приеме, а что нельзя: “Смотрите, не злоупотребляйте там спиртным. И вообще, когда вернетесь, напишите отчет”. Стол, за которым нас принимали, был длинным, метров десять. Кроме посла, за одним столом вместе с нами сидела и его жена. Нас поразило огромное количество блюд и столовых приборов. Рядом с каждым стояли рюмки и бокалы разного размера, лежали различные ножи, ложки и вилки. Что из этого нужно брать согласно этикета - никто не знал. Посол, надо отдать ему должное, оказался мужиком умным. Он сообразил, что мы в этом деле ничего не соображаем и, когда подавали блюдо, он, не прерывая разговора с нами, первым брал нужный прибор, тем самым подавая нам пример и не позволяя оконфузиться. Когда мы положили вилку и нож в тарелку, стоявший рядом официант тут же забрал ее у нас. Мы поначалу опешили, но посол, который поначалу свои приборы положил на край тарелки, чтобы сгладить возникшую неловкость, поступил точно так же, как и мы. В общем, обед продлился часа три, и когда мы оттуда вышли, то все были мокрыми от напряжения, словно побывали в парной.

Подполковник В.Фролов демонстрирует приемы стрельбы из АГС-17. 1988 год

- Как проходила подготовка к выводу батальона в Союз?

- Мы начали обеспечивать безопасность вывода наших войск еще в 1986-м году, когда из Афганистана уходили первые пять полков. В 1987-м было некоторое затишье, а на следующий год начали выводить и другие части Советской Армии. Поначалу вопрос передачи имущества афганской армии не поднимался, но в 1988-м об этом стали говорить все чаще. По этому поводу ко мне в батальон часто стали приезжать различные комиссии и делегации, иногда вместе с журналистами. Во дворце было заведено так: когда туда прибывала какая-нибудь правительственная делегация, мы всех своих солдат, за исключением тех, кто нес в это время службу на центральном входе, отправляли в казармы и сами тоже старались не появляться во дворце, чтобы не показывать своего присутствия. Но как это можно было скрыть, ведь то тут то там стояли наши БТРы или БМП.

Первыми стали выходить наши части из Гардеза и Газни. Нашей задачей было встретить их перед Кабулом и сопроводить через город, чтобы они в нем не заблудились. Свою бронетехнику для охраны их колонн мы не задействовали, поскольку у них хватало собственной. Мы только встречали и сопровождали. Допустим, один БТР встретил колонну и повел ее, а через час второй БТР в другом месте встречал уже следующую колонну. И так мы проводили через Кабул за день по несколько колонн, идущих из разных направлений, чтобы вывести их на основную трассу.

На пути в Кабул

- Во встречающих БТРах находился кто-то из офицеров батальона?

- Естественно. Одних только солдат из экипажа туда не отправляли, там обязательно были офицеры или прапорщики.

Ну, а когда через нас прошли все выводимые части, пришел черед и нашего полка. За месяц до вывода поступила команда все БМП батальона, чтобы не перегонять их в Союз, передать афганской армии. Мы дождались, когда приедут их механики, и стали передавать технику. Правда, перед передачей весь боекомплект выгрузили, все вооружение с БМП, кроме пушек, сняли. У меня было около десяти БМП и, после оформления передачи, афганцы расселись по машинам и колонной отправились в свои афганские гарнизоны. Через час мне звонят из полка: “Ты свои бээмпэшки передал?” - “Передал” - “Давай, возвращай их назад!” Я не понял: “Как возвращать? Они же уехали” - “Догоняй, ищи, где они сейчас. Эти БМП должны возвратиться в Союз”. Я приказал своим механикам садиться в БТРы и отправился догонять афганскую колонну, которая уже успела уехать километров за шестьдесят от Кабула. Мы обогнали колонну и перекрыли ей движение. Колонна остановилась и мои механики, не говоря ни слова, пинками выгнав оттуда афганских механиков, заняли свои места в БМП. Афганцы не понимают, в чем дело, и оказать сопротивления тоже не могут. Мы развернули колонну и отправились обратно в Кабул, оставив высаженных афганцев на дороге. На следующий день эти БМП мои механики перегнали на кабульский аэродром, где собиралась техника со всей дивизии. Из этой собранной на аэродроме техники была сформирована колонна, которая потом своим ходом отправилась в Союз. Вместе с этой колонной из экипажей боевых машин у меня ушли только механики и наводчики, остальные улетели самолетами. Свои машины механики сдавали уже в Термезе, после того, как пересекли государственную границу, и потом самолетом летели в Витебск. Там, в Термезе были организованы огромные отстойники, куда сгоняли технику, выводимую из Афганистана.

- Стрелковое оружие тоже должно было передаваться афганцам или его увозили с собой в Витебск?

- Это все укладывалось в ящики, упаковывалось и увозилось с собой.

В результате запланированной передачи бронетехники так и не состоялось, но было решено передавать только различное бытовое имущество, которое мне незадолго перед выводом было приказано подготовить по первой категории: “Заправьте кровати, перед уходом из дворца у вас все будет принимать комиссия из представители афганской армии. Не дай бог что-то будет не так!”. Но, как обычно, наша армия не может без бардака. Двадцать девятого января 1989-го года в Кабуле уже практически не осталось советских войск, все они сосредоточились на аэродроме. А я сижу, жду афганских представителей. Звонят из полка: “Ты где?” - “Сижу, жду афганцев, чтобы им передавать имущество” - “Какое “сижу, жду”?! Давай, быстрее сюда! Сейчас колонна уже будет выходить, а ты все еще там сидишь!” Я поинтересовался: “А как же я буду передавать?” - “Да кому там передавать? Давай, сажай всех на БТРы и выезжай, пока не поздно!” Пока мы прыгали в машины, в наши казармы уже вошли афганские офицеры с солдатами из бригады Национальной гвардии и, не обращая на нас внимания, начали там все потрошить: один подушку тащит, другой одеяло, третий матрас, четвертый тумбочку схватил. Причем все это несли сразу на рынок, а не себе в казарму.

А мы в это время неслись к аэродрому, вслед за уходящим полком. Хотя еще неделю назад было предложено оставить мой батальон во дворце, переодев всех в афганскую форму. Но это решение отменили, поскольку оно было абсолютно безрассудным. Ну сколько я бы там продержался, не имея никакой поддержки со стороны Советской Армии? Я и так по возможности весь последний месяц старался обеспечить охрану дворца лишь оставшимися у меня БТРами. Каждую ночь я ставил по одному БТРу поперек ворот, чтобы никто не мог ворваться на территорию дворцового комплекса.

- Водители БТРов как покинули Афганистан?

- Они ушли в Союз своим ходом, на своих машинах, правда, уже в составе смешанных колонн, составленных из техники различных частей, по мере их формирования на территории аэродрома. Ну а мы, те, кто не уходил в Союз своим ходом, дождались на аэродроме еще какую-то часть и, погрузившись в транспортный Ил-76, полетели в Витебск. Самолет был набит битком: кроме двухсот пятидесяти человек, в него погрузили ящики с различным имуществом. Поскольку в салоне негде было разместиться, с разрешения командира экипажа я до самого Витебска летел в кабине штурмана, хоть это и было строжайше запрещено. В Афганистане я провел двадцать девять месяцев, встретив там три Новых года - 1987, 1988 и 1989.

- В Витебске была устроена торжественная встреча возвратившимся из Афганистана?

- Да, каждый севший на аэродроме самолет встречали оркестром и поздравлениями. Но долго это не продолжалось, потому что самолеты садились один за другим. Ну, а после приземления всех стали развозить по своим частям.

- Дембелей сразу стали отправлять домой?

- Нет, не сразу. Сначала дождались, пока соберется весь личный состав, а затем уже, после пятнадцатого числа, начали оформлять им документы на увольнение в запас. Кроме того, что увольняли дембелей, всем офицерам и прапорщикам, возвратившимся из Афганистана, стали давать по десять суток отпуска. Но это делалось партиями: сначала одни уходят в отпуск, а затем, по возвращении первых, идут другие. Как только уехали домой дембеля, пришел черед сходить в отпуск и остальным солдатам.

- Какие у Вас награды за Афганистан?

- После года пребывания в Афганистане, я досрочно получил звание подполковника. За освобождение чехословацких рабочих, меня наградили орденом Красной Звезды, а за участие в боевых выходах орденом “За службу Родине”. Есть у меня медаль “За боевые заслуги”. Кроме советских наград, у меня еще и два афганских ордена: один, “Дружба народов”, тоже получил за чехов, а второй, “Звезда” второй степени, за то, что силами батальона охранял Наджибуллу. Все свои награды я получил, будучи еще в Афганистане.

Фролов В.А. 29 января 1989 года

- Как сложилась Ваша служба после Афганистана?

- В 1991-м году, после вывода из Афганистана, меня из Витебска перевели в Рязанское воздушно-десантное училище передавать свой опыт будущим молодым офицерам, где я и прослужил до 1993-го года в должности преподавателя. С Рязанского воздушно-десантного училища когда-то началась моя офицерская служба, в нем же она и закончилась с уходом на пенсию.