Воспоминания участников
современных войн и конфликтов

Это гражданским людям кажется, что война - это страшно, а для тех, кто постоянно находится в таких условиях, война - это своего рода кайф, это всплеск адреналина, к которому тянет как к наркотику. Поэтому зимой, когда не было боевых выходов, сидя на “точке”, где нет телевизора, где все время одни и те же лица, где каждый день слушаешь одну и ту же музыку, мы сгорали от безделья. В полку там для личного состава давали концерты, показывали кино, а у нас лишь одно было удовольствие - это обкуриться и пожрать.

Каждый патруль получал назначение в определенный сектор Кабула. Этих секторов было несколько и назывались они в зависимости от того, дорога какого направления там проходила. Например, на Джелалабад или Кандагар. Патруль выставлялся на узловых точках, откуда эта дорога начиналась. И таких точек на карте города было несколько. Помню, мы стояли рядом с центральным базаром, а наши пацаны расположились неподалеку от телеграфа и телевидения.

В том месте, где дорога делала плавный поворот, огибая сопку, бензовоз Вобликова левым средним колесом наехал на пластмассовую мину-“итальянку”. Никто даже и не заметил, когда “духи” успели закопать ее на дороге. Если можно так сказать, бензовоз взорвался настолько удачно, что даже не загорелся и Вобликов, которого взрывной волной выбросило из кабины, остался жив. Взрывом разнесло ступицу колеса, один ее кусок пробил бочку и бензин, не загоревшись, просто вытек на землю.

Кстати, после того знаменитого боя девятой роты все, что из вооружения там осталось, привезли мне. Я занимался сортировкой как трофеев, так и оружия наших десантников. Среди погибших десантников был пулеметчик по фамилии Александров, который посмертно был представлен к званию Героя Советского Союза. Именно его “Утес” я принимал с приказанием восстановить. Сам пулемет представлял из себя решето, считая со стойкой и стволом мы в нем насчитали тридцать две дырки, про коробку я вообще молчу.

Начальник артиллерии, используя оптику, сначала что-то высматривал и высчитывал, а затем приказал по душманам дать залп “Градами”. Не успели они уйти через перевал: девяносто четыре трупа потом там насчитала разведрота, которая ходила собирать обугленные автоматы. Еще подобный случай был на День артиллерии, 19 ноября. Душманы тоже беспокоящим огнем не давали нам расслабиться, тогда начальник артиллерии, в честь праздника, приказал сначала каждые три минуты давать залп в сторону душманов, затем через каждые пять минут.

Специфика Панджшерского ущелья такова, что оно очень крутое и, войдя в него, нужно было спуститься к реке Панджшер и идти вдоль ее русла, выбирая размытые места в качестве площадки для высадки десанта. Нас прикрывали, как и положено, “двадцатьчетверки”, но никто не знал, что там будет оказано такое противодействие. Вдоль реки шла дорога, ведущая к Салангу и у дороги, среди камней, были выдолблены пулеметные гнезда, в которых стояли ДШК и расчет, стоящий в этом гнезде, можно было взять только сверху.

Сейчас я вспоминаю все те события, и мне кажется, что у нас тогда какое-то странное восприятие смерти было, какое-то детское: сегодня поехали на задание, где у нас погиб пацан из “семерки”, а завтра мы уже выполняем другие задания и забываем об этом событии. Каждый выход был, словно компьютерная игра в войну: ты бежишь, в кого-то стреляешь, стреляют в тебя, пули вокруг летят вместе с осколками. А в голове никакого страха, никаких мыслей о том, что тебя сейчас могут убить. Глупое состояние, если честно.

Например, на скорости девятьсот километров в час мы уходили на предельно малую высоту, пролетая в восьми метрах над землей так, что за нами поднималась пыль. В таких случаях приходилось подниматься чуть повыше, метров на двенадцать - пятнадцать. Почему именно такая скорость? Если она будет меньше, то попавшаяся на пути птица могла разбить фонарь и меня убить. А при большой скорости вокруг самолета создавалась воздушная подушка, которая птицу попросту отбросит в сторону.