Воспоминания участников
современных войн и конфликтов

Специфика Панджшерского ущелья такова, что оно очень крутое и, войдя в него, нужно было спуститься к реке Панджшер и идти вдоль ее русла, выбирая размытые места в качестве площадки для высадки десанта. Нас прикрывали, как и положено, “двадцатьчетверки”, но никто не знал, что там будет оказано такое противодействие. Вдоль реки шла дорога, ведущая к Салангу и у дороги, среди камней, были выдолблены пулеметные гнезда, в которых стояли ДШК и расчет, стоящий в этом гнезде, можно было взять только сверху.

Сейчас я вспоминаю все те события, и мне кажется, что у нас тогда какое-то странное восприятие смерти было, какое-то детское: сегодня поехали на задание, где у нас погиб пацан из “семерки”, а завтра мы уже выполняем другие задания и забываем об этом событии. Каждый выход был, словно компьютерная игра в войну: ты бежишь, в кого-то стреляешь, стреляют в тебя, пули вокруг летят вместе с осколками. А в голове никакого страха, никаких мыслей о том, что тебя сейчас могут убить. Глупое состояние, если честно.

Например, на скорости девятьсот километров в час мы уходили на предельно малую высоту, пролетая в восьми метрах над землей так, что за нами поднималась пыль. В таких случаях приходилось подниматься чуть повыше, метров на двенадцать - пятнадцать. Почему именно такая скорость? Если она будет меньше, то попавшаяся на пути птица могла разбить фонарь и меня убить. А при большой скорости вокруг самолета создавалась воздушная подушка, которая птицу попросту отбросит в сторону.

Даю команду включить на БТРе прожектор “Луна”, луч которого бьет почти на три километра, и направить его вверх, чтобы вертолетчикам было видно. В ответ опять получаем: “Не видим”. Я даю команду каждому из командиров рот слить бензин и сделать на земле три огненных треугольника размером пятнадцать на пятнадцать. В ответ опять: “Не видим”. Мы слышим, как они летают вокруг нас, но видеть мы их не можем, поскольку бортовые огни у них выключены.

Образ врага, в принципе, есть. И злость уже есть, так как мы теряем друзей, к сожалению, с определенной периодичностью. Это люди, с которыми уже 10 месяцев прослужили, и тут их не становится. Так что, есть и образ врага, и определенная злость к нему. Хотя, при этом, когда мы вели пленных через блиндаж, дали водички, покурить, угостили. Когда они уже сдавшиеся, с завязанными глазами. Глаза завязывают, чтобы пленный, если вдруг сбежит, не запомнил, как его вели, куда.

Мы действовали, в основном, по пустыням - Регистан и Дашти-Марго. Рядом были небольшие горы, но мы туда не ходили, видимо, там другие подразделения работали. А наша задача - искать и отлавливать караваны, перекрывая им возможные тропы. Караваны дважды по одной тропе не ходили, а если кто-то рискнет второй раз пойти, то это быстренько нами пресекалось.

Все закончилось так же быстро и внезапно, как и началось. С нашей стороны было четверо раненых в пехоте и один убитый — мой наводчик, хороший парень с Черниговщины. Он по боевой тревоге должен был организовать оборону нашего кубрика, где хранились прицелы, но услышав, что БМ-ка готовится к стрельбе, побежал с прицелом (что за стрельба без прицела!) на позицию к своей машине через простреливаемый проход в стене крепости и погиб. Со стороны противника было убито девять мятежников.

Я лежал, прижавшись спиной к брустверу, а рядом, метрах в семи от меня, один из сирийцев решил подняться и выглянуть из-за укрытия. Только он приподнялся, как прилетевшая пуля попала ему в голову, и он упал. Некоторые пули прилетали уже и за бруствер - то и дело видно было, как падали убитыми или ранеными сирийцы. И если от пуль нас защищала мертвая зона за бруствером, то перелетевшая мина своими осколками накрывала многих, даже укрывшихся.