Истории афганских ветеранов

Сейчас я вспоминаю все те события, и мне кажется, что у нас тогда какое-то странное восприятие смерти было, какое-то детское: сегодня поехали на задание, где у нас погиб пацан из “семерки”, а завтра мы уже выполняем другие задания и забываем об этом событии. Каждый выход был, словно компьютерная игра в войну: ты бежишь, в кого-то стреляешь, стреляют в тебя, пули вокруг летят вместе с осколками. А в голове никакого страха, никаких мыслей о том, что тебя сейчас могут убить. Глупое состояние, если честно.

Например, на скорости девятьсот километров в час мы уходили на предельно малую высоту, пролетая в восьми метрах над землей так, что за нами поднималась пыль. В таких случаях приходилось подниматься чуть повыше, метров на двенадцать - пятнадцать. Почему именно такая скорость? Если она будет меньше, то попавшаяся на пути птица могла разбить фонарь и меня убить. А при большой скорости вокруг самолета создавалась воздушная подушка, которая птицу попросту отбросит в сторону.

Даю команду включить на БТРе прожектор “Луна”, луч которого бьет почти на три километра, и направить его вверх, чтобы вертолетчикам было видно. В ответ опять получаем: “Не видим”. Я даю команду каждому из командиров рот слить бензин и сделать на земле три огненных треугольника размером пятнадцать на пятнадцать. В ответ опять: “Не видим”. Мы слышим, как они летают вокруг нас, но видеть мы их не можем, поскольку бортовые огни у них выключены.

Мы действовали, в основном, по пустыням - Регистан и Дашти-Марго. Рядом были небольшие горы, но мы туда не ходили, видимо, там другие подразделения работали. А наша задача - искать и отлавливать караваны, перекрывая им возможные тропы. Караваны дважды по одной тропе не ходили, а если кто-то рискнет второй раз пойти, то это быстренько нами пресекалось.

Все закончилось так же быстро и внезапно, как и началось. С нашей стороны было четверо раненых в пехоте и один убитый — мой наводчик, хороший парень с Черниговщины. Он по боевой тревоге должен был организовать оборону нашего кубрика, где хранились прицелы, но услышав, что БМ-ка готовится к стрельбе, побежал с прицелом (что за стрельба без прицела!) на позицию к своей машине через простреливаемый проход в стене крепости и погиб. Со стороны противника было убито девять мятежников.

Просыпаешься утром, и, прежде чем обуться, обязательно переворачиваешь берцы, чтобы вытряхнуть оттуда скорпиона или фалангу. Со временем к этим насекомым привыкли, смирились с их наличием и никаких укусов у нас не было. Еще в нашем капонире была дыра, в которой жила гюрза. Когда мы только готовили для себя землянку, то на первое время оборудовали спальное место, натянув с солнечной стороны тент, под которым можно было спрятаться от солнца.

До сих пор помню эти инструктажи: “Идти нужно след в след. Шаг влево или вправо опасен, можете подорваться”. Но на своей первой войне мне все-таки довелось зацепить растяжку. Саму ее я не видел, лишь почувствовал, как, задев ногой, потянул леску. Хорошо, что я в институте был спринтером - я так дал от того места, что тридцать метров пробежал, наверное, быстрее, чем Усэйн Болт.

Мне показалось, что я на какую-то долю секунды провалился в сон, и в это время на кабину из-за дувала бросили связку гранат. Рвануло так, что от кабины ничего не осталось. Меня спасло то, что я лежал под двигателем, который принял на себя всю силу взрыва. Сорванным двигателем меня ударило по голове, и я мало того, что получил от взрывной волны, так еще и от двигателя досталось. Разумеется, я потерял сознание.